style="font-size:15px;"> Позже, когда мы встретились в баре на Ривер-Норт, после трех коктейлей я отдал должное ее ресницам.
– Они накладные, – засмеялась Пипа.
Я почувствовал себя шестнадцатилетним мальчишкой, который только что узнал, что девушки подкладывают вату в бюстгальтер и обожают искусственный загар. Но мне было двадцать восемь, и у меня уже имелся кое-какой опыт. Я знал о существовании накладных ресниц, но не представлял, что они могут выглядеть так круто… В общем, я был поражен тем, насколько великолепна она была.
Пипа положила руки себе на голову.
– А еще у меня парик.
И она подвигала свои волосы взад-вперед.
– Но лицо-то у тебя настоящее!
Еще один взрыв смеха. Когда Пипа смеется, ее лицо просто светится. На ее щеках появляются ямочки, а нос забавно морщится, заставляя тебя смеяться вместе с ней.
– Вообще-то мне все равно, – беспечно заявил я.
– Даже если я совсем лысая?
Тогда я поцеловал ее прямо посреди бара, и… она поцеловала меня в ответ.
На этот борт я попал совершенно случайно. Забронировал билет на рейс американской авиакомпании, но его отменили, и меня перебросили на «Бритиш Эйрвейс».
– Представь себе, – сказал я ей после нашей помолвки, – если бы мой рейс не отменили, мы с тобой никогда бы не встретились.
– Ну, встретились бы в другом месте, – возразила она. – Чему быть, того не миновать.
Позже, когда она летела в Чикаго, мы пересеклись с ней снова, а затем еще раз, когда в Лондоне мне пришлось несколько часов ждать своего рейса, а Пипа как раз закончила работу. Я почувствовал, что все чаще скучаю по ней, а она призналась, что ей тоже меня не хватает.
– А ты не мог бы переехать? – как-то спросила она.
– В Англию? – с притворным ужасом произнес я.
Но к тому времени я уже влюбился и счел, что вполне могу работать и в Великобритании. А все остальное уже частности.
Я продолжаю просматривать фото. Дилан с футбольным мячом, с велосипедом, с золотой рыбкой, которую мы выиграли на ярмарке. На каждой картинке запечатлен момент из прошлого, которого уже не вернуть.
Ежедневное фотографирование закончилось в октябре. Когда Дилан заболел, Пипа какое-то время продолжала его снимать. Вот он худеет, вот теряет волосы, вот стоит на пороге онкологического отделения, подняв вверх два больших пальца. Говорит по больничному радио, играет с друзьями в комнате в конце коридора. Но когда у Дилана началась пневмония и его перевели в палату интенсивной терапии, один день стал похож на другой, и фотографии перестали отражать какой-либо прогресс.
Я читаю послание Пипы, которое она отправила мне вчера вечером: «Наш сын настоящий боец!»
История моих сообщений – это срез нашей жизни в текстах и картинках. Расписание полетов, фото аэропортов, усталые селфи и глупые смайлики. И фотографии. Те, что никогда не увидят наши родители.
