в банду. Вот такие дела председатель.
С самого утра Анисимов был в работе. Он даже не заметил как вошёл Готман. Перед ним были большие деревянные счёты и толстая книга для записей. Перебирая пальцами «костяшки» он что-то непрерывно записывал в эту книгу.
Готман подошёл к окну и распахнул его, сразу повеяло прохладой.
– А-а, Севостьян Емельянович, – наконец-то обратив внимание на Готмана, сказал Анисимов. – Когда же ты успел войти?
– Как же Пётр Данилович, я дважды поздоровался с тобой.
– О-о, тогда извини, заработался. Да кстати, тут приходил человек к тебе один.
– Ко мне?
– Да к тебе, Маняхина Семёна мальчишка. Хотел о чём-то поговорить с тобой.
– Это о чём же?
– Да не знаю я Семён Емельянович.
– Ну, ты бы спросил Пётр Данилович, может что важное.
– Да ещё раз придёт, если действительно важное. Ой! А вот он, опять идёт.
По ступенькам правления поднимался мальчишка лет семи. Открыв двери, он важно вошёл в помещение, Готмана он прямо направился к нему.
– Здравствуйте дядя Севостьян, я к вам.
– Я слушаю тебя, что произошло?
– Там дядя Михей умирает, пойдём со мной, пойдём!
– Как умирает, а что с ним случилось?
– Не знаю, я вошёл в дом, хотел леску для рыбалки у него спросить, а он лежит на полу и задыхается.
– Как же, ведь он только вчера здесь был на собрании. А что же ты сразу не сказал Петру Данилывичу?
– Дядя Севастьян, пойдёмте скорее!
– Конечно, идём. Да, Пётр Данилович разузнай насчёт лошади, на случай если придётся ехать в район в больницу.
– Не волнуйся, я всё подготовлю, – ответил счетовод.
Дом Михея Макарова был совсем недалеко от правления, всего в десяти минутах ходьбы. Старый дом, почти на половину вросший в землю стоял слегка в стороне от остальных. Соломенная крыша свисала над входом и чтобы войти, надо было пригнуться.
Михей жил один, он старый солдат, прошедший всю первую мировую войну, не имел ни детей, ни родственников.
Жену он похоронил несколько лет назад и почти ни с кем не общался.
Иногда забегали к нему деревенские дети. Он любил делать им всякие безделушки из дерева, то фигурку вырежет или свисток.
Неизвестно кто или что на него повлияло, но на последнем колхозном собрании он принёс заявление о вступлении в ряды колхозников.
Готман вошёл в открытую калитку палисадника, поднял щеколду и открыл дверь. В доме, на полу прямо посередине лежал старик Михей. Он не подавал признаков жизни. Его глаза были открыты, как будто он смотрел в потолок и хотел что-то сказать.
Готман склонился перед стариком и пальцами проведя по лицу закрыл ему веки. Тут он сразу увидел то, что совсем не ожидал, по его телу прошла дрожь. В бок Михея был воткнут кухонный нож.
Лёгкие
