счетов, которыми владела семья Рейтли. Суд прошел четыре месяца назад… она подавлена, Тэс. Я хотел нанять ей служанку, но мама сказала, чтобы все оставили ее в покое. А в последнее время она даже перестала отвечать на мои звонки. Я, конечно, знаю, что сейчас с ней все в порядке, и она вернулась к работе, но все же… то, что случилось с тобой, Тэс, стало для нее большим ударом.
То, что случилось со мной или с нашим домом?
Я отвернулась к окну, в попытке незаметно стереть слезы. Руки дрожали. Почему ты, мама, не заступилась за меня? Почему ты не пришла ко мне? Почему ты не написала мне ни единого письма за весь этот год? Я ждала… я каждый день ждала.
– Мне плевать, что с ней, – соврала я, выглядывая в окно. Во дворе по-прежнему никого не было. В чем дело? Стражи не могут меня найти? Или в кои-то веки в них проснулось невиданное благородство, и мне решили дать время и не мешать. – На протяжении всего года ей было плевать, что со мной, а теперь мне плевать, что с ней. Мы квиты.
– Тэ-э-эс! – Филипп шумно втянул носом воздух. – Что ты такое говоришь? Если бы ты только видела, как она страдала после твоего задержания, как она ревела над твоими фотографиями. Каждую неделю она ходит в храм и ставит за тебя свечи. Она стала верующей… ты знаешь, никогда бы не подумал, что она снова обратится к Богу. При жизни Ричарда она отдалилась от храма. А я… Тэс! Я тоже думал о тебе. Думал о тебе каждый день, но не в моих силах вернуть все назад. Сейчас бы я заступился. Поверь мне. Рассказал бы судье все про Ричарда. Я полный идиот, и ты вправе на меня злиться, но поверь… Тэс? Тэс?! – брат осекся, заметив, как у меня дрожат плечи, и я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться в полный голос. – Почему ты смеешься?
Я зажала рот ладонью, не в состоянии прекратить истеричный смех. Слезы скатывались по щекам, капая на персиковое платье и создавая на нем мокрые отметины.
– Так вот чем она была занята все это время? Обивала пороги храмов? Надо же, свечку за меня ставила! Надеюсь, хоть не за упокой? – огрызнулась я, мысленно поблагодарив Леннера, что сейчас у меня нет магии. Я бы сожгла здесь все… ВСЕ. Чтобы у Филиппа не осталось ничего, кроме пепелища и отчаяния. У меня не было даже пепелища, когда я осталась одна. – А вот пороги Обители она почему-то не пробовала обивать. Не знаешь, почему? А? Почему вы меня бросили?
Я схватилась за подоконник, проглатывая злость и приходя в себя. В голове все начало путаться. Разговор пошел не так, как я планировала.
– Забудь, – я одернула себя, заставляя переключиться на что-то более светлое, чем мать, ставящая свечу за упокой живой дочери. – Я все… понимаю, не стоило мне срываться. Извини.
К счастью, Филипп не мог видеть, какие тени блуждали по моему лицу. Я не спешила поворачиваться к нему, лишь подняла тяжелый взгляд, с ненавистью уставившись в закрытое окно. Во дворе по-прежнему никого не было, даже прохожих. Почему стражи меня не задерживают? Я была уверена, что никто не даст мне сделать и шагу за периметр той территории, которую отметил Леннер на своей
