свою выдающуюся глотку сюда, в Вестанвик.
– Интересно, а если шпага попадёт ему не в то горло? – сказал Расмус. – Посмотреть бы, как он тогда выкрутится.
И как раз тут Понтус с изумлением обнаружил, что во всей кассе у них осталось всего пятьдесят эре, то есть ровно половина тех денег, которые нужны, чтобы попасть на представление Альфредо.
Понтус повертел пятидесятиэровик на ладони, посмотрел на него недоумённо и почесал в затылке:
– Ну надо же… У нас ведь только что была целая крона!
– У нас только что было три кроны, – философски заметил Расмус. – Но тут и глазом не успеешь моргнуть, как потратишь всё подчистую.
– И как мы теперь попадём на Альфредо? – с беспокойством спросил Понтус.
Расмус подумал, потом подмигнул Понтусу и хитро предложил:
– А может, я пойду на представление, а потом в точности изображу тебе, что он делал?
Но Понтусу такое предложение не очень понравилось:
– Пойдём поговорим с ним. Вдруг он окажется хороший и пустит нас обоих за пятьдесят эре?
– Пошли попробуем, – согласился Расмус.
Они пробрались к арене, где стоял Альфредо.
– Господин Альфредо… – начал Расмус.
Но полная женщина все кричала, так что Альфредо ничего не слышал. Тогда Понтус набрался смелости, почтительно поманил Альфредо пальцем, наклонил голову и игриво сказал:
– Дядя, а можно мы пройдём за полцены? Мы обещаем тогда смотреть представление только одним глазом!
Понтус вычитал это в какой-то книжке, и ему казалось, что фраза как нельзя лучше подходит для этого случая. За свои одиннадцать лет он успел заметить, что такие глупые шутки пользуются у взрослых большим успехом. Но у Альфредо, похоже, чувства юмора не было. Он посмотрел на Понтуса свысока и ничего не ответил.
– Может, он не понимает по-шведски, – шепнул Расмус.
Но шпагоглотатель проворчал:
– Дядя замечательно понимать по-шведски. И понимать, что вы есть тфа негодяй.
Понтусу стало стыдно. Он обычно верил всему, что говорят, и, если ему говорили, что он негодяй, его тут же начинала мучить совесть. Но у Расмуса вера в себя была безгранична, и он совершенно не чувствовал себя негодяем, даже если его именовали таковым дважды в день – сначала учитель математики, а теперь вот шпагоглотатель. Хотя шпагоглотатель ужасно говорил по-шведски, смысл сказанного не оставлял сомнений, и Расмус был с ним совершенно не согласен.
– Дас ист неправда, мы вовсе не негодяи, – решительно ответил он.
– Йа-йа, – сказал шпагоглотатель и энергично закивал: – Тфа маленький негодяй, который хотеть попасть на предстафление за половина цена.
– Не обязательно быть негодяем, если у тебя нет денег, – сказал
