но вдруг получил это письмо… И этот билет, в народе именуемый «счастливым». Жюли де Блуа приглашала меня в Париж для участия в фестивале неизвестной восточноевропейской литературы.
– То ли еще будет, – начала говорить и тут же осеклась Жюли, как будто боясь выдать тайну, после чего Винни наградил ее жгучим от строгости взглядом, а в ее глазах еще на протяжении полсекунды можно было прочитать то слово «территория», то два слова «terra incognita».
В свете своего не слишком жизнеутверждающего монолога я отнесся к своим наблюдениям с присущей бродягам беспечностью.
А накануне мне привиделось.
Cон
Это было в вагоне поезда, когда я ехал, не зная куда. Мне снилась безграничная любовь со всей своей вселенской мощью, поглощающей все вокруг. Поезд вонзался в ковбойские степи в поисках индейского счастья. Поезд сбивал близко растущие к небу ирисы. Тогда, помнится, злосчастно сбежавший в Индию белогвардеец скуривал родные папиросы, по обыкновению спутав континенты. Из неба – вроде бы, дождь, но, – всем понятно, что это молниеносных стрел поток. Индейская атака. Напоминание о прериях Донбасса. Мне постоянно было больно ощущать, что я лишен родного крова. Но с той же сладостью, с которой чувствовалась боль, я ощущал свою свободу, точнее, непричастность к социуму. Вечно неприкаянный, учтенный как обладатель дырки в голове субъект, официально безработный и никто, я часто мнил себя легендой, но чаще походил на выброшенного на помойку пса. Поезд набирал скорость. Мы отрывались от краснокожих. «Александр Васильевич» – представился мой сосед по купе, закрывая окно и пряча револьвер в кобуру. «Ничего, мы еще приструним этих аборигенов, они еще спасибо нам скажут. Помяните мои слова, милейший». Мне ничего не оставалось делать, как помянуть его слова. Тогда, во сне, я еще не знал, с кем общался, но все-таки выпил с соседом по купе пару рюмашек любезно предложенного им коньяку. Когда он достал флягу, я обратил внимание на узор из трех сплетенных букв: «А», «В» и «К». Мы выпили, как полагается, за мирное время и за женщин, которыми мы друг другу пообещали обязательно «заняться», когда закончится война. Потом поезд тряхнуло, как при экстренном торможении, и я проснулся.
Явь
Стоп-кран действительно был сорван, и поезд, в котором мне снился этот сон, резко затормозил. До Литвы я добирался поездами. А из Вильнюса я уже летел в Париж, но с пересадкой в Лондоне. Создалось ощущение, что кому-то хотелось запутать мои следы, но я не возражал, так как всегда хотел побывать в Литве проездом и увидеть лондонский аэропорт Лутон мельком. Я считал себя загадочным скитальцем, пути которого теряются в паутине дорог. В Париже же все было организовано по высшему разряду. Красавицы у трапа с хлеб-солью в виде круасанов и шабли, лимузин и президентский номер в Рице, что на Вандомской. А потом… Но об этом вы уже знаете: кораблики, ресторанчики, Жюли и ночью, и днем, и в Фонтенбло дом. Стоп-кран был сорван неизвестным лицом.
Забытье
Ночь не наступала
