гитару, сел на шину, торчащую дугой из земли, и запел:
Есть люди, как на волнах гребешки,
Я вспоминаю их от тоски.
Или тоска от воспоминаний.
По правде, не знаю.
Такие они: пахнут морем и ветром,
Горячим песком и солнечным светом.
Они мне как небо, как облака,
Все эти люди – мечта и тоска.
Я их вспоминаю с глубокой тоской,
И так благодарен, что были со мной.
Это не вся песня, были ещё куплеты, но я их не помню. Что-то про закат и «орлятские круги». Когда Женька закончил петь, то не спрашивал «Ну, как?» и не ждал моих оценок, он вообще никогда не искал критики. Но я всё-таки сказал: «Прикольно!».
Женька поморщился и ответил: «Это не прикольно. Это искренне. Понимаешь? Искренне!».
Я кивал. Мне было тринадцать, и я не очень хорошо мог так же описывать свои чувства, как мой друг.
Женька мне потом ещё много раз пел эту песню. А я, запоминая слова, спрашивал у него, может ли пахнуть солнечный свет?
Может. Конечно же может!
Это было последнее лето с Женькой. Я запомнил своего друга в прозрачном зелёном дождевике. Конец августа выдался очень непогожим. Женька стоял на остановке с матерью, они ждали автобус, чтобы уехать обратно в свой город.
Следующим летом я прождал Женьку до середины июня. К бабушке его я не заходил и ничего не спрашивал. Мне тогда казалось, что Женькина бабушка очень злая и детей не любит.
Однажды, когда я сидел во дворе того дома, надеясь увидеть друга, ко мне подошли трое ребят. С этими мальчишками Женька иногда гонял в футбол.
– Ты Женьку не жди. Он не придёт, – сказал мне один.
– Почему? – спросил я.
– Он не приедет вообще, – ответил другой.
– Откуда ты знаешь? – я подумал, что этим ребятам просто надоело, что я каждый день прихожу к ним во двор.
– Скажи ему, – толкнул один другого в бок.
– Чего сказать?
– То что ты нам сказал.
Оба замолчали, а потом вмешался третий:
– Умер Женя.
– Как умер? Не мог он умереть! – заорал я, чувствуя, что сейчас заплачу.
– Правда умер, – сказал первый и посмотрел на меня сочувственно. – Так пацаны из его школы сказали. Зимой ещё перестал ходить в школу. Заболел сильно и умер.
Ничего на свете я не любил так, как летние каникулы. Но то лето было самым несчастливым временем в моей жизни. Я потерял друга, какого у меня никогда больше не было.
Вот я и не удивился, что мне послышалась Женькина песня. Я его вспоминал иногда, поэтому подсознание в минуту опасности стало давить на больное, чтобы вырвать тело из сна. Мне это объяснение казалось логичным,
