от экстрасенса не уедешь. Или уедешь все-таки?
Но вот что точно – не уедешь от темных сил демонических.
Кстати, силы эти – миф или реальность? Если реальность, то как теперь быть? Подчиняться нельзя, сопротивляться все труднее. Почти и не осталось сил сопротивляться-то.
А может, шизофрения накрыла? Вот взяла и накрыла? И эти «ходоки» вовсе даже не чужие, а, как ни печально, производное ее собственного заболевшего внезапно сознания?
К голосам присовокупилось головокружение, какое-то противоестественное, как будто сам мозг внутри черепной коробки медленно вращается, создавая вакуум где-то посередине лба. Днем – голоса и головокружение, по ночам – голоса и тяжелый сон.
И она сдалась. В одну из бессонных ночей она поняла, что с нее хватит. Измучилась, натерпелась. Тем более что проблему ухода можно решить легко и безболезненно. Если принять солидную порцию клофелина, можно и алкоголем не запивать. Хорошая идея. Чистая смерть.
Людмила на ватных ногах добрела в потемках до аптечки, висящей в прихожей. У родителей в доме имелась аптечка. Ящичек из карельской березы в завитушках по окаему дверцы и с красным лаковым крестиком на ней. Стильная вещица эпохи Иосифа Виссарионовича. Бывшая бабушкина, по папкиной линии.
За дверцей точно должен быть клофелин, целый пузырик с клофелином, Людмила помнила. Но под руку ей попадалось все не то: блистеры с нурофеном и гевисконом, упаковка с бактерицидным пластырем, термометр, древний, ртутный, капли глазные и от насморка, много чего… Нательный крестик на пожелтевшей от времени ленточке, завязанной тугим узелком.
Крестик был алюминиевый, окрашенный желтой эмалью под золото. Кромки потерлись, и из-под «золота» выглядывало «серебро».
«Мой, что ли?» – рассеянно подумала Люда, извлекая вещицу из вороха лекарственных средств. Приблизила крестик к глазам. На передней стороне – распятие с Христом. На задней – какие-то буквы по перекладине.
Точно, ее, Людмилин крестик. Галка свой забрала и хранит дома в отдельной коробочке, а на шею повесила золотой. А Людмила про крестик забыла. Странно, что мама не прибрала его в шкатулку какую-нибудь. В аптечке держит. Или не странно?
«Спаси и сохрани», – прочитала про себя Людмила надпись затейливой вязью и повторила еле слышно: «Спаси и сохрани», и зачем-то приложила крестик к переносице.
Голоса притихли, а затем тишина в голове взорвалась трескучей болью, такой сокрушительной, что казалось, лопнет череп. Приступ длился недолго, полминуты, минуту, не больше, но Людмиле хватило, чтобы очнуться от гипноза.
Не надо сдаваться, сказала она себе. Бороться надо. Придумать способ, как с этой агрессией справиться. Придумать уловку и обмануть голоса.
Нужно сделать вид, что с ними согласна. Что сломлена, уничтожена, подчинена. И устроить себе шок, качественный такой, ужасненький шок, которым и отрезвиться. Напугаться хорошенько, чтобы впредь мысли о суициде не смогли ее
