вздохнула:
– Да уж, Эсме – она такая. Сама, всё сама…
Домик матушки, казалось, весь состоял из скрипов, можно было даже изобразить мелодию, заставляя скрипеть разные его части. Под многоголосый хор досок Тиффани вслед за нянюшкой Ягг стала подниматься наверх. Нянюшка пыхтела и отдувалась, карабкаясь по извивающейся змеёй лестнице, – она всегда говорила, что эту лестницу без штопора не одолеть. Наконец они очутились наверху, в спальне, у смертного ложа, маленького и скорбного.
Кровать почти что детская, подумалось Тиффани. На постели лежала матушка Ветровоск, и казалось, что она просто спит, хотя лежала она так, словно покойник в гробу. А подле хозяйки устроилась кошка Эй.
А потом Тиффани заметила на сундуке у кровати давно знакомую им картонку, и надежда зазвенела в её сердце, будто гонг.
– Нянюшка, а может, матушка, просто отправилась Заимствовать? Может, тело её здесь, а сама она… где-то ещё? – Она посмотрела на маленькую белую кошку и добавила: – Эй, вот в ком она может быть!
Матушка мастерски умела Заимствовать – погружаться в разумы других существ, летать и бегать вместе с ними, смотреть их глазами, слышать их ушами[18]. В этом с ней никто не мог сравниться. Заимствование – опасное волшебство, неопытная ведьма легко может забыть себя, слишком глубоко погрузившись в чужой разум, и уже никогда не вернуться. И конечно, пока ведьма странствует вдали от своего тела, кто-то может неправильно понять её отсутствие…
Нянюшка молча взяла в руки картонку, лежавшую на сундуке. Они с Тиффани прочли:
Нянюшка перевернула картонку – посмотреть, нет ли чего на другой стороне, а Тиффани тем временем присела на корточки, чтобы пощупать пульс на матушкином запястье. И хотя всё её ведьмовское чутьё утверждало, что матушки больше нет, маленькая девочка в глубине души Тиффани отчаянно надеялась уловить хотя бы легчайшее биение жизни.
Однако на обратной стороне картонки обнаружились неровно написанные слова, которые вплели последний прут в ивовую корзину под лестницей:
– Уже не «наверное», – тихонько сказала Тиффани. А потом до неё дошёл смысл того, о чём говорилось в записке дальше, и в голове будто бомба взорвалась. – Что?! Что значит «оставляю всё Тиффани»? – Она поймала взгляд нянюшки и осеклась. Дыхание перехватило.
– Да, – сказала нянюшка. – Почерк матушкин, это точно. По мне, так оно неплохо. Тебе переходит домик и земля вокруг, травы, пчёлы и всё остальное. Ах да, она всегда обещала оставить мне розовый кувшин и тазик для умывания. – Она посмотрела на Тиффани и спросила: – Ты не против, надеюсь?
«Против? – пронеслось в голове Тиффани. – Нянюшка спрашивает у меня, не против ли я?» Потом в голову ей пришла, нет, скорее ввалилась с грохотом следующая мысль: «Два удела? То есть мне теперь не обязательно будет жить у родителей… Но ведь придётся постоянно мотаться туда-сюда…» И наконец самое главное обрушилось
И есть их еду. Просто удивительно, какой мерзкий вкус остаётся во рту после того, как целую ночь проведёшь совой, закусывая полёвками.
