черти всех кругов ада себе гнездо свили: безденежья, тупоумия, лености, безразличия, зависти, коррупции, детоненавистничества, если есть такое слово.
Трулль собирался возразить Сенявину и даже руку поднял. Но Профессора уже разнесло и он не заметил.
– Больная страна! Это же очевидно! – горестно воскликнул Андрей Владимирович. – И, представьте себе, объяснимо! В двадцатом веке слишком тяжелые испытания перенесла наша Россия-Совдепия… А потом в девяностых годах без всякой подготовки нырнула в демократию и так резко из нее вынырнула, что началась кессонная болезнь… Это не я – это один остроумный и наблюдательный человек однажды сказал… К этому теперь добавились обида на всех и ненависть от этой обиды. А эти чувства, как предупреждают врачи, ведут к онкологии. Как у человека, так и у нации всегда вначале заболевает Душа. Отрицательные эмоции материализуются в болезни. Падает иммунная система, которая подавляет раковые клетки…
– Ну, совсем запугали! – воскликнул Трулль и сделал испуганное лицо.
– Еще не совсем, Саша, – возразил Профессор и посмотрел сначала в сторону шкафчика, а потом в сторону Драйвера. Но тот сидел у штурвала, вкопанный в кресло.
– Другое страшнее, – обиженным тоном стал пояснять Сенявин. – Мы так долго, более семидесяти лет, были Советским Союзом, что, положа руку на сердце, я вполне могу вас спросить: вы уверены, что мы после этого остались Россией? А вдруг мы лишь один Союз на другой Союз поменяли – Российский? Или вместо Союза стали теперь Федерацией… Ключевский еще в начале прошлого века записал: «России больше нет: остались только русские!..» Стало быть, Россия уже тогда утратила свою, как сейчас стало модно выражаться, национальную идентичность? Русские остались, а России не стало.
– Вы сами себе противоречите! – решительно заявил Телеведущий. – Вы недавно, в другой вашей лекции, в «Житии России», упомянув героический подвиг нашей страны в Великой Отечественной войне и ее достижения в космосе, назвали ее Россией, хотя и переименованной.
– Возможно, Ключевский действительно поторопился, – тем же обиженным тоном согласился Профессор и снова посмотрел сначала в сторону шкафчика, а потом в спину Петровичу. – Но вы глубину мысли не оценили. Сначала страна и ее граждане меняют самоназвание. Затем начинает меняться и национальный язык… Я не случайно использовал слово «идентичность». Оно ведь нерусское. Но им теперь только и пользуются, говоря о нашем национальном самосознании и самочувствии. И сколько таких нерусских, английских, точнее, американских, чужих слов и словечек пролезло внутрь нашего «великого и могучего», укоренилось там благодаря своей примитивности, пустило ростки-метастазы в родные понятия и русские глубинные смыслы, их обесцвечивая и вытесняя из нашей речи, нашей мысли… Неужели не обращали внимания, что с каждым годом люди все хуже и хуже говорят по-русски.
