брату же к тому времени оставалось учиться всего несколько месяцев. С июня двенадцатилетнего Тони ждала полноценная работа на ферме с отцом. В тот день, как мне помнится, я особенно отличился в футболе: забил кучу голов, сделал несколько важных перехватов и даже пару раз отобрал мяч у Тони. Я блистал на поле, а затем учитель остановил игру и повел всех обратно в класс. Тогда-то и стало ясно, что я не могу туда вернуться. Словно тяжелый груз лег мне на плечи и придавил к земле – не пошевелишься. Дыхание перехватило. Я присел на низкий заборчик, тянувшийся вдоль территории школы. Остальные ребята – гольфы спущены, колени в синяках – побежали в школу. Заметив меня, учитель подозвал Тони и шепнул что-то ему на ухо. Они оба посмотрели в мою сторону, потом мистер Дагген зашел внутрь, а брат направился ко мне.
– Все хорошо, Здоровяк? Идем, пора на занятия.
– Я хочу домой.
– Домой пока нельзя. Давай, а то учитель ждет, – сказал Тони, ожидая, что я пойду за ним.
Я молчал и не двигался с места.
– Послушай, осталось немножко. – Брат положил руку мне на спину и подтолкнул вперед. – Не успеешь оглянуться, как уроки уже закончатся.
Он продолжал толкать меня до самого входа в школу – с такой силой, что я едва не упал на пороге класса. Я медленно прошел на свое место, касаясь рукой каждой парты, и остаток долгого дня просидел с угрюмым видом.
– Ненавижу школу, – твердил я снова и снова по дороге домой.
– Все наладится.
– Да, конечно. Чего я тогда все такой же тупой, как и в первый день учебы?
Я обогнал брата и побежал домой, как будто во всем этом виноват именно он. Пронесся через кухню, не обращая внимания на изумленное лицо матери, залез под кровать, в самый дальний пыльный угол, и отказывался выходить. Так и лежал там, ковыряя потертый ковер, наполовину прикрывавший холодный бетонный пол. Сквозь щели в деревянной двери доносились обрывки приглушенного разговора.
– Что стряслось, Тони? – спросила мама, когда он наконец пришел.
– Ничего серьезного, правда. Не пойму, что на него нашло. Я разберусь.
Тони сел у кровати. Он принес мне стакан молока и кусок хлеба с маслом, которым мы всегда подкреплялись перед тем, как пойти помогать отцу. Брат поставил свою тарелку рядом с моей, но я все не вылезал, и тогда он продвинул ее чуть дальше под кровать. Когда в животе заурчало, я не смог больше терпеть и начал отковыривать крошки хлеба. Затем все-таки вылез и сел возле Тони. Мы ели молча, глядя на идеально заправленную кровать сестры. Все подушки и одеяла лежали ровно, сверху постель была прикрыта покрывалом, которое Дженни и Мэй связали прошлой зимой. Ночью под ним становилось намного теплее и уютнее.
– Может, и нам такое связать? – предложил Тони.
Я уставился на него как на сумасшедшего.
– Да, это вроде как девчачьи штучки, зато как спасают от холода!
– Ты
