же тебя…
– Не убрали? – понятливо подхватил Мазур. – Потому что сейчас все-таки не безумные девяностые, а прагматические нулевые. В ноль седьмом году уже не разбрасываются профессионалами налево и направо – дескать, только свистни, и к нам новые набегут, не хуже прежних. Теперь профессионалов принято беречь и избавляться от них только в самых крайних случаях. Таковым алмазную историю не посчитали… А чем я могу навредить? Только тем, что проболтаюсь об алмазах. И кто мне поверит? Судя по тому, что с меня не брали подписок о неразглашении, даже честного слова не брали – никто в моем лице угрозу не усматривает.
– Хочешь сказать, что олигарх твой по-своему приличный мужик, с которым приятно иметь дело?
– А я и не имел с ним дело. В глаза его не видел. Общался же исключительно с его доверенными лицами. В основном с одним лицом, особой женского полу по имени Олеся… – Мазур замолчал, вспоминая…
Те, кому по должности положено все знать, уже, оказывается, все знали про эту лирику-романтику. Откуда – Мазур как-то и не интересовался. И по Адмиралтейству покатилась такая мутная волна, поднялся такой шторм, что у многих (а кое у кого даже в Кремле) началась форменная морская болезнь.
Завистники радовались. В коридорах Мазур ловил на себе злорадные и довольные взгляды некоторых сослуживцев по Штабу ВМС.
Мазура таскали по кабинетам и отделам, допрашивали, беседовали, интересовались деталями и подробностями предательства.
Именно так: предательства.
– Как вы могли, товарищ Мазур! Пока еще – товарищ! Вы, адмирал Российского флота, боевой офицер, более тридцати лет беспорочной службы – и докатиться до чего?! Стать наймитом кучки каких-то нуворишей! Ты эти алмазы не у африканской обезьяны упер – ты их у Государства упер! Своего государства! Которое тебя, с-сука, кормило и одевало! Которому ты присягу, между прочим, давал! Офицер, твою маму…
Примерно так изволил изъясняться, брызжа слюной, некий чиновничек в форме кап-раза во время очередной «беседы».
И Мазур, к стыду своему, не выдержал. Сорвался. Дал волю эмоциям.
– Да, блин, я офицер! – в ответ повысил голос Мазур. – И всегда оставался офицером! Потомственным офицером, морским офицером, воспитанным и выпестованным державой! Я – адмирал имперского флота, и не сметь повышать голос на пока еще старшего по званию!
– Имперского? Какого еще имперского?
– А почему это вас так удивляет? До недавнего времени у нас была держава, забыли уже? Которой вы тоже давали присягу! Клялись «защищать до последней капли крови»! И как – защитили, хоть капельку пролили в этом кабинетике? А я защищал! И проливал! И все Мазуры защищали, поддерживали честь флага, сначала Андреевского, затем Советского и снова Андреевского! И, уж если о том зашел разговор, то предки и моей покойной супруги, по фамилии, между прочим, Вяземские, тоже отличились, в том числе и при Гран-Чако, если вам известно, что это такое! Тенденция, знаете ли! Так что присягу я не нарушал, а этими долбанными алмазами, государству не принадлежащими,
