на стул.
– Но, мы же… Ты делаешь мне предложение?
– Можешь понимать и так. Но вообще, я просто предлагаю тебе выход в сложившихся обстоятельствах.
– Я должна тебе честно сказать, что испытываю к тебе только дружеские чувства. Ты ко мне, я думаю, тоже. Я тебе очень благодарна, но для брака ведь этого мало.
– Это может быть фиктивный брак. В Европе, если захочешь, можем развестись, главное, выбраться отсюда. Я волк-одиночка и не горю желанием связать себя брачными узами до конца дней.
В голосе Богдана проскользнуло раздражение. И тут же он сменил тон, подошел, погладил склоненную головку девушки, сказал ласково:
– Решайся, девочка моя, решайся! Обещаю, что между нами так и останутся дружеские отношения, пока ты сама не захочешь иных.
– Тогда я согласна. Только…
– Что «только»?
– Извини, но мне бы не хотелось становиться мадам Пидпузько, – осторожно сказала Соня.
Богдан стеснялся своей фамилии, и Софья только недавно узнала ее, случайно увидев закладную из ломбарда. Он тогда здорово обиделся на неосторожный смех девушки, и ей пришлось извиняться.
– А тебе и не придется. Мы можем оставить не мою, а твою фамилию. Конечно, здесь это не принято, но небольшая мзда, я думаю, решит дело.
Всю ночь Софья ворочалась без сна. Она вспоминала Сержа, летний луг, стрекот кузнечиков, букетик с алыми капельками земляники, милый ласковый голос, от которого трепетала ее душа, его «Вы согласны стать моей женой?» и свое смущенное «да». Вспомнила, как видела себя в мечтах в белоснежном платье, в кружевном облаке вуали у алтаря, рядом с Сержем, вспоминала нежность и ласковую задоринку в его взгляде….
А вместо этого – фиктивный брак с мещанином Пидпузько в турецкой мэрии. И дело даже не в социальном неравенстве, разнице воспитания, менталитета. Соня его не понимала! Не понимала хода его мыслей, не понимала его отношения к себе. Конечно, Богдан не раз спасал ее, не бросил в чужой стране одну, беспомощную, заботился о ней вот уже почти пять месяцев. И в то же время настораживало мелькавшее в разговоре раздражение, которое он тут же старался скрыть. Порой она ловила на себе странный, словно приценивающийся взгляд, который он поспешно отводил. Они проводили рядом довольно много времени, но этот человек по-прежнему оставался закрытой книгой. Софья ничего не знала о его детстве, родителях, о причинах, побудивших покинуть Родину, ведь он не был ни офицером, ни дворянином, ни состоятельным фабрикантом или купцом.
Чем больше она думала об этом, тем тревожнее становилось у нее на душе, и сон бежал от нее, подушка казалась бугристой, руки-ноги леденели под тонким одеялом.
– Ах, Сережа, Сережа, ведь ты обещал вернуться! Если бы не эти проклятые войны! – соленые слезы стекали по щекам на подушку.
На следующее утро в местной мэрии зарегистрировали брак мещанина Пидпузько с графиней Осинцевой. Вся церемония заняла меньше пяти минут. Софья расписалась в канцелярской книге там, куда ткнул толстый палец чиновника, и они вышли под
