постели, а не в тюрьме.
– Но ты не на моем месте, Дик! – вспылил Пиллар. – Ты не поймешь меня, Ричард, никогда. Только если не окажешься на моем месте. И не дай Бог такому произойти. Ты спрашиваешь меня, виню ли я себя за содеянное? И я отвечу тебе – нет! Отвечу тебе сейчас и тоже самое скажу тебе и через пять лет или больше. Так должен был поступить любой отец на моем месте. Иногда твои внутренние законы должны стоять превыше государственных. Это правда жизни и с этим не поспоришь…
4.
Ему пришлось прошагать примерно полчаса, прежде чем он увидел свет фар впереди. Шериф прибавил шагу и вскоре он смог различить формы машины. Ричард хотел уже выключить фонарь, как откуда-то справа услышал треск сухой ветви. Вполне типичный звук для ночного леса. Волк или медведь прокладывал себе путь к запаху крови, но искусственный свет пока держал зверя на расстоянии.
Ричард направил луч фонаря в том направлении.
Свет не выхватил ничего из темноты, но Ричард был уверен, что еще секунду назад около высокой старой ели кто-то находился. Он провел для страховки еще пару раз лучом фонаря по сторонам, выхватив из тьмы лишь недовольный пристальный взгляд совы, что сидела на сосновом суку.
Ричард все же решился и выключил фонарь, пристегнув его с боку за пояс, после чего пошел дальше к заброшенному «Порше».
Парень лежал лицом вниз в шести метрах от открытой водительской дверцы. Его пальцы были судорожно сжаты, а между ними проступала сухая хвоя, смешанная с грязью и кровью. Ноги были расставлены широко по сторонам, а в промежности джинсы окрасились в более темный цвет. Лицо парня было повернуто в противоположную сторону. Шериф обошел тело, чтобы разглядеть его.
На его щеке остались грязные разводы, глаза были слегка приоткрыты, и пелена успела накрыть их. Губы были слишком алыми, словно парень перед смертью обильно измазал их помадой, а под ними по земле уже набралась небольшая лужица крови.
Присев рядом с телом, Ричард снял перчатки, после чего положил указательный и средний палец на его сонную артерию. Пульса не было. Впрочем, Ричард и не ожидал иного, стоило его пальцам только прикоснуться к коже парня – температура тела не превышала температуры окружающей среды. А в ночном лесу в середине марта температура воздуха составляла не больше пяти градусов.
Надев обратно перчатки, шериф провел рукой по его кожаной куртке, при этом его брови сошлись на переносице. Куртка, также как и щека и руки, была испачкана. Просидел он на корточках довольно долго, задумчиво протирая пальцы, при этом на его лице читалось только невозмутимое хладнокровие. Затем он положил руку на плечо мертвому парню и перевернул его на спину. Земля под ним стала буквально влажной, а когда-то голубая майка с надписью «D&G» стала бурой и вдобавок обзавелась дырами. Ричард насчитал восемь колотых ранений. Он не мог себе представить свою дочь, наносящую эти смертельные ударов.
Шериф все с тем же непроницаемым лицом сунул руку ему под куртку, при этом подумав, что с новыми зимними перчатками придется
