до щиколоток юбки женщин, картузы и сапоги у большинства мужчин, идущих по улице. Разбавляли однородную толпу гетманские патрули, солдаты-фронтовики и крестьяне в домотканой одежде. Вывески магазинов обещали колониальные, бакалейные и гастрономические товары, вот только половина из них была закрыта. Прошел мимо заколоченного досками крест-накрест небольшого кавказского ресторана, который когда-то предлагал отведать настоящий грузинский шашлык и запивать его лучшими кахетинскими винами. К моему удивлению, работал винный магазин, на вывеске которого помимо бессарабских, кавказских и крымских вин предлагали чай, сахар и кофе. Зашел ради интереса, спросил, какая цена на чай, на что продавец скривился и сказал:
– Извините, господин хороший, но поставок ни чая, ни кофе у нас уже три месяца как нет. Сейчас мы просто распродаем то, что осталось от запасов вина, а потом будем закрываться. Могу посоветовать вам хорошее столовое вино…
– Спасибо. Не надо.
Вышел, пошел дальше. Через два дома был ювелирный магазин, так он не просто был закрыт, а заколочен намертво, так же как магазин белья и женской одежды. Неожиданно потянуло вкусным и ароматным запахом свежеиспеченного хлеба. Сквозь витрину было видно, как продавец выкладывает булки. В отличие от винного магазина, здесь были покупатели. Из случайного разговора узнал, что в городке сейчас работают только две из пяти пекарни, которые функционировали раньше. Уже подходя к вокзальной площади, я увидел работающее кафе, к тому же из слов Буйницкого вчера вечером я сделал вывод, что здесь еще работает как минимум один ресторан. Пройдя площадь, свернул к скверу. За ним, как мне сказали, располагался стихийный рынок, где продавали и меняли все, что имело хоть какую-то цену. Не доходя до него, увидел пивную. Сколоченный из досок павильончик с лаконичной вывеской «Пиво. Раки». За врытыми в землю столиками толпился народ, чему я не удивился, так как от хозяйки знал, что сегодня воскресенье. Проходя мимо, видел, как посетители поглощали пиво, закусывали таранью и раками. Впрочем, насколько я успел заметить, здесь не только пили пиво, но и самогон. Дойдя до рынка, огляделся и понял, что тот состоит из двух частей. На одной половине стояло десятка три крестьянских телег, загруженных дарами земли. Здесь было шумно, пахло сеном и навозом. С бричек степенные и практичные крестьяне торговали салом, птицей и мукой. Их окружали горожане – покупатели, которые спорили и торговались с селянами.
– У тебя совесть есть?! – услышал я, проходя мимо крестьянского рынка, громкий и возмущенный голос мужчины в фирменном мундире железнодорожника. – За фунт сала – четверть моего жалованья!
Он стоял рядом с телегой, где горкой лежали куски соленого сала, прикрытые чистым куском беленого полотна. Отходя, успел услышать еще слова крестьянина:
– Зачем мне твои гроши? Ты мне дай швейные иголки…
В метрах тридцати от селянских телег расположилась вторая часть рынка, куда люди волокли
