из спортзала и долго разглядывала в зеркале свое отражение. Из зеркала на нее смотрели те самые формы, неизменно аппетитные после тренировок и диет (Настя перепробовала их немало), на которые в современном обществе тотально не было спроса. От грустных мыслей отвлек телефон. Звонил Анатолий с быстрых свиданий, общение с которым заглохло само собой пару месяцев назад. Анатолий звал в кино. Настя еще раз посмотрела на себя в зеркало, вспомнила по-домашнему круглого, но милого Анатолия и согласилась.
… Сентябрь выдался теплым. Можно было гулять по паркам и набережной, болтать о разном, шуршать листвой. Настя гуляла под руку с Анатолием, светилась глазами и была очень счастлива. Подруги ласково и ехидно называли пару «колобками» и тихо завидовали очевидной гармонии. Список исчез с настиной стены, казалось, сам собой.
Про предназначение
Кто-то тратит на поиск предназначения и смысла личного бытия годы, кто-то всю жизнь работает кабинетным ученым, чтобы на старости лет вдруг с ослепительной ясностью осознать, что пришел в этот мир, чтобы быть канатоходцем. И каждое воскресенье ходит в цирк, чтобы с тоской смотреть на воздушных гимнастов и рвать остатки волос, растерянных в нелепых сражениях за звание старшего научного сотрудника.
В отличие от них уже в пять лет Эльвира знала, зачем она рождена. Она рождена, чтобы стать балериной. И выходить на сцену в белой пачке, и тянуть ножку к потолку, и быть легче воздуха, и танцевать так, чтобы у публики захватывало дух.
Но на небе не обходится без накладок, и, выписывая пропуск на Землю, Эльвире по ошибке выдали плотное, крепко сбитое тело, с пухлыми ножками и ручками. В общем, Эльвира выкатилась в жизнь розовощеким колобком и уже к пяти годам была пухлой девочкой с двумя жиденькими хвостиками, и балетная пачка смотрелась на ней примерно так же, как на самоуверенном бегемотике, пришедшем танцевать Жизель в Большом.
Самоуверенным бегемотиком Эльвира отправилась записываться в балетную студию. Тренер за свою непростую педагогическую жизнь насмотрелся всякого, но вид Эльвиры, отчаянно и не в такт размахивавшей руками и бегавшей из конца в конец по залу (танец собственного сочинения под «Полет шмеля»), его доконал, и он, забыв педагогический долг и клятву Макаренко, от хохота сполз по стенке.
Эльвиру не взяли ни в эту студию, ни в другие. Везде говорили одно и то же: неподходящие физические данные, плохая растяжка, абсолютное отсутствие слуха. Но предназначение было сильнее логики, и из всех студий Эльвира уходила с по-балетному прямой спиной, вытягивая носок на каждом шаге…
В третьем классе учительница задала классу сочинение о том, кто кем мечтает стать, и Эльвира вызвалась к доске, чтобы громко и с выражением прочесть, что она будет великой балериной. Класс ржал и бился. Эльвира и бровью не повела. Она уже читала сказку о гадком утенке и знала, что правда за ней.
К седьмому классу Эльвиру никто не называл по имени. Одноклассникам казалось, что кличка Балерина
