и только переживаемого, возврат к бытию, прорыв вновь к вечной и подлинной действительности. Возможно это только в Церкви».[74]
Философский проект Эрна, прозвучавший в сложном контексте дискуссий о специфике русской философии громко и определенно, в свое время произвел на юного Флоровского очень сильное впечатление. Эрн, напомню, утверждал, что дело оригинальной русской мысли («логизм») заключается в раскрытии в утонченных терминах современного мышления того глубочайшего умозрения, «которое начала великая Эллада, которое продолжил Христианский Восток и которое было почти совершенно устранено с магистрали философской мысли новой Европы».[75] Эрн предполагает – и это очень важная идея – не просто возвращение к философии отцов Церкви. Перефразируя эрновскую же характеристику взглядов Антонио Розмини, скажем, что Эрн хотел «творческого возрождения метода и духа святоотеческого философствования». «Восстановление порванной нити и возвращение к корням святоотеческого синтеза должно быть делом абсолютной свободы». Причем не следует, подчеркивал Эрн, уподобляться Декарту и отрываться от культурной традиции новой философии. «Возвращение к святоотеческому синтезу может быть реализовано через творческий синтез внехристианской новой философии с содержанием христианского учения».[76] Не «назад к логизму», постоянно подчеркивает Эрн, но «вперед к логизму!» Выраженная в этих принципиальных установках Эрна идея неопатристического синтеза, о котором позднее и будет писать, причем в очень похожих выражениях, внимательный читатель эрновских работ Флоровский, требует, чтобы «современная христианская мысль сделала с новой философией то самое, что с философией языческой сделала мысль святоотеческая».[77]
«Кризис русского византинизма в XVI веке был с тем вместе и выпадением русской мысли из патристической традиции… – подводил итоги и намечал перспективы Флоровский в «Путях русского богословия». – <…> Восстановление патристического стиля вот первый и основной постулат русского богословского возрождения. Речь идет не о какой-нибудь “реставрации”, и не о простом повторении, и не о возвращении назад. “К отцам”, во всяком случае, всегда вперед, не назад. Речь идет о верности отеческому духу, а не только букве, о том, чтобы загораться вдохновением от отеческого пламени, а не о том, чтобы гербаризировать древние тексты. Unde ardet, inde lucet! Вполне следовать отцам можно только в творчестве, не в подражании…»[78] Источники этих формулировок Флоровского, на мой взгляд, очевидны.
«Бытие познаваемо только потому, что человек обладает в себе бытием, – суммарно излагает Флоровский близкие ему идеи, опираясь в том числе и на цитируемое выше место из “Природы мысли”. – Иначе сказать: “Истина может
Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. 3-е изд. Париж, 1983. С. 489.
Эрн В. Ф. Сочинения. М., 1991. С. 289–290.
Эрн В. Ф. Розмини и его теория знания. Исследование по истории итальянской философии XIX столетия. М., 1914. С. 39, 40. «Смысл своего философского дела сам Эрн в том и видел, чтобы бороться против психологизма, – за онтологию. “Психологизм” в его понимании всего больше и связан с индивидуализмом Реформации… а “онтологизм” возможен только в Церкви, особенно на Востоке, но и на Западе. В частности, Эрна очень интересовала борьба за онтологизм в итальянской религиозной философии XIX века (у А. Росмини и В. Джоберти). Но всего больше “онтологизм” осуществлен у восточных отцов – платоников, у Григория Нисского и прп. Максима, еще в Ареопагитиках» (Флоровский. Пути… С. 489).
Эрн В. Ф. Розмини и его теория знания… С. 40. Выше указывалось издание этой работы на итальянском языке 2010 г.; см. также: Oleg V. Marčenko. Alcune parole sul filosofo russo V. Ern // Ern V. F. Rosmini e la sua teoria della conoscenza. Ricerca sulla storia della filosofia italiana del XIX secolo / A cura di Rosalia Azzaro Pulvirenti. San Paolo [Milano], 2010. S. 477–496.
Флоровский. Пути… С. 506.
