приказано обеспечить безопасность девочки, – медленно произнес он. – О других не было сказано ни слова. Если кто-то… или что-то на борту звездолета попытается вам воспрепятствовать, разрешаю применить оружие. Спасая свою жизнь, вы можете стрелять первыми.
– Короче, прикончить всех, кроме девчонки, – подытожил Грегориус, – а уж Бог пускай разбирается.
Де Сойя терпеть не мог эту присказку, бытовавшую в армии с незапамятных времен.
– С головы девочки не должно упасть ни единого волоска. Остальное меня не касается.
– А если у нее окажется всего один спутник? – проговорил Реттиг. Трое мужчин повернулись к стрелку. – Шрайк, – закончил он.
В каютке установилась тишина, которую нарушали только шепот вентиляторов да гудение приборов и двигателей малой тяги.
– Если там Шрайк… – Капитан де Сойя сделал паузу.
– Если там наш приятель Шрайк, – вставил сержант Грегориус, – мы его приятно удивим. Этот шипастый сукин сын у нас попляшет! Прошу прощения, святой отец.
– Сын мой, как духовное лицо, – откликнулся де Сойя, – я вновь должен предупредить, что браниться значит грешить. А как ваш командир, сержант, приказываю приготовить побольше сюрпризов для шипастого сукина сына.
Обсуждение продолжалось до самого ужина.
21
Вы не замечали, что чаще всего в памяти остается именно первая неделя путешествия, каким бы продолжительным оно ни было? Быть может, потом притупляется восприятие, утрачивается очарование новизны, происходит привыкание… Во всяком случае, для меня ощущения первого дня или впечатления от первого знакомства с попутчиками всегда определяли атмосферу, в которой проходило путешествие. А в этом конкретном случае они определили всю мою жизнь.
Первый день нашего замечательного путешествия мы отсыпались. Энея устала до полусмерти и я тоже – иначе не проспал бы шестнадцать часов подряд. Не могу поручиться за А.Беттика – понятия не имею, чем тот занимался (я только теперь узнал, что андроиды спят, но времени на коматозное состояние, называемое сном, им требуется гораздо меньше, нежели людям); знаю лишь, что он спустился в машинное отделение и повесил там гамак. Я собирался уступить девочке «спальню хозяина», по соседству с которой она принимала душ, но Энея рассудила иначе – забралась в саркофаг на гибернационном уровне. Что ж… Я нежился на широкой кровати посреди просторной каюты и даже какое-то время спустя преодолел агорафобию: по моему желанию переборка сделалась прозрачной и сквозь нее вновь стали видны разноцветные геометрические фигуры. Правда, их пульсация почему-то действовала мне на нервы, так что вскоре я велел компьютеру затемнить переборку.
Местом встречи у нас были библиотека и палуба, на которой находилась проекционная ниша. Кухня – А.Беттик называл ее камбузом – располагалась как раз на этой палубе; ели мы обычно за столиком в нише или за круглым столом в «штурманской». Не стану скрывать: едва проснувшись и наскоро позавтракав (компьютер сообщил, что
