Торвард уже оказался возле ее ног и ударил мечом по бедру. Великанша в ответ взмахнула мечом, и Торвард отпрыгнул. Но только для того, чтобы снова нанести удар.
Домочадцы Аскегорда как о диковине, бывало, рассказывали, что их молодой конунг может прыжком с места, без разбега, достать до потолочной балки в гриднице – и даже сам Торвард иной раз, подвыпив и развеселившись, показывал это любопытным гостям, прыгал с места вверх и предъявлял потом ладонь с отпечатком потолочной копоти. Как и все развлечения подобного рода, это была не просто забава и не просто бахвальство своей ловкостью и силой – в бою все эти способности находили применение. Вот и сейчас Торвард в прыжке несколько раз достал великанше мечом до плеч, до груди и даже до шеи, но она не давала ему вонзить меч достаточно глубоко, чтобы нанести серьезную рану.
В первые мгновения опешив при виде чудесной и внушающей ужас фигуры, фьялли, когда их вождь вступил в бой, тут же опомнились и с криками, призывая на помощь Тора и Одина, устремились вперед. Даже самые рослые из них едва доставали головами до пояса богини острова, но никто не испытывал страха, наоборот, всех воодушевила возможность такого небывалого подвига. Банба крушила направо и налево своим огромным мечом, который был длиннее человеческого роста, отмахивалась щитом, на котором несколько фьяллей свободно могли бы улечься, но, по правде сказать, оказалась скорее сильным и яростным воином, чем умелым. А фьяллям пригодилась их знаменитая выучка, которая делала воина не только сильным в бою, но и подвижным. Отпрыгивая и уклоняясь от меча Банбы, каждый готов был снова и снова нападать на нее и бить в любое доступное место. Богиня уже истекала кровью, всю нижнюю половину ее тела покрывали бесчисленные раны, и в ее криках слышалось не меньше боли и досады, чем ярости. Но она не отступала и продолжала косить противника своим мечом, как траву косой.
В дружине Торварда уже насчитывалось не меньше половины раненых, и многие тела лежали неподвижно, но ни один из уцелевших не мог отвлечься, чтобы помочь товарищам. Единственное преимущество фьяллей перед божественной противницей состояло в их численном превосходстве: они нападали со всех сторон одновременно и только так ухитрялись наносить ей повреждения.
У самого Торварда левое плечо тоже было залито кровью, из-за чего он бросил щит и действовал только мечом в правой руке, но он словно не замечал своей раны и не собирался отступать. В нем пробудилась ярость и неукротимость берсерка, священная ярость зверя, которую лучшие воины фьяллей, обучаемые с пятилетнего возраста, умеют пробудить в себе усилием воли и направить на врага. В него вошел дух Тюра, бога-воина: в такие мгновения зрение и слух обостряются, скорость движений возрастает в несколько раз, зато полностью отключается способность соображать. Берсерк не думает, что он делает, – он просто делает, а его единственное стремление в такое время – убивать. Никакое проклятие не имело сил отнять у Торварда это, поскольку единение с богом-воином с раннего детства
