не сватался к тебе. – Торвард, с усилием пытаясь взять себя в руки, сжал кулаки и грохнул по столу перед собой. Заранее готовый к приступу собственной ярости, он запасся терпением, но сейчас чувствовал, что надолго его не хватит. – Я что – просил и умолял? Я, наоборот, еще в тот первый раз, в пещере, сказал, что не могу остаться с тобой надолго, что я проклят и мое проклятье не дает покоя ни мне, ни тем, кто рядом со мной. Я это говорил? Говорил! Я ничего не могу с этим сделать! И если ты тоже ничего не можешь сделать, то хотя бы не мешай мне унести это все подальше отсюда! Ради твоего же блага! Потому что рядом со мной никому хорошо не будет!
Госпожа Айнедиль побледнела и сжала дрожащие губы, стараясь удержать слезы. Торвард отвел глаза: ему было стыдно, но он не мог ничего поделать с тоской и раздражением. Прошлым летом он вот так же ушел из Аскефьорда, чтобы не причинять горя и не приманить беду на своих людей, а теперь вынужден был уходить с Козьих островов, чтобы не навлечь удара судьбы на них.
– Ну, ну! – Сельви встал и примиряюще развел ладони, словно отгораживая спорщиков друг от друга. – Ведь ты, конунг, как мы теперь знаем, в родстве с госпожой Айнедиль. А значит, нам в любом случае не годится оставлять ее без помощи, тем более что Эйфинн ярл и правда может… не понять, посчитать это пренебрежением и бесчестьем, а зачем нам такой сильный враг в этих морях?
– Ты думаешь, я испугаюсь Эйфинна ярла? – Торвард злобно глянул на своего хирдмана. – Я должен тебе или еще кому-то объяснять, кто я такой?
– Конунг! – Халльмунд не выдержал, вскочил из-за стола и кинулся к своему повелителю. – Конунг, уймись! Ведь это не ты, это – она!
Торвард мрачно глянул на своего друга и отвернулся. Он знал, что не собственная душа, а Эрхина и ее проклятье заставляет его все это делать, но пока был не в силах побороть чужую волю.
– Не огорчайся, госпожа, мы что-нибудь придумаем! – утешал Хедлейв королеву Айнедиль. Она тоже взяла себя в руки, но оставалась такой же бледной и замкнутой. – Ты ведь жрица, ты понимаешь, какую тяжесть наш конунг на себе носит.
Айнедиль это понимала, но ей очень не хотелось остаться снова одной, на острове, почти беззащитном перед любым «морским конунгом», который поплывет мимо, и с ребенком под сердцем, который родится, не имея отца. В ее положении это было не страшно: среди потомков круитне род считался по женской линии, и ее ребенок получит уважение и права на власть уже потому, что родится от Айнедиль, дочери Градере, внучки Моглионн и правнучки Кальях. А кто его отец – не так уж важно. Но в ее роду не было больше мужчин, способных и наречь, и защитить, и воспитать ребенка как должно, и это мучило ее.
Но все-таки Айнедиль была не Эрхина. Она лучше понимала Торварда и его судьбу и не пыталась свалить лбом дерево. Подумав, на следующий день она предложила иной выход.
– Если ты сам должен уехать, тогда оставь здесь другого человека, который будет моим мужем и защитником, – сказала королева Айнедиль. – У тебя достаточно знатных вождей, чтобы среди них можно было выбрать достойного.
