приключилось в нем, но особенно раздумывать сейчас было некогда.
Будто разбуженная его смехом, вскинулась и левая голова. Она расплылась в оскале улыбки, словно и не спала. Потянулась всем Горынычевым телом, сладко крякнув.
– Баба с возу, – сказала, – потехе час. А ты, лапоть, все по сказкам шляешься, ушами хлопаешь…
– Да, да, – осклабилась ей вслед и правая, – оставил бы ты старуху свою в покое… Что тебе до нее сейчас? Ничто так не украшает, понимаешь ли, женщину, как временное отсутствие мужа…
– Вот-вот, была здесь как-то одна… – вклинилась в разговор и средняя. – До чего изысканно сложена была… Помню, я все никак не мог оторвать от нее глаз. Пришлось начинать с уха…
Как ни странно, но именно в этот момент, пропуская все насмешки мимо ушей, Петя и достиг состояния Хозяйского. Пережитый в течение нескольких мгновений сильный, по роду переданный ужас перед тварью летучей словно придал нынешнему его состоянию особую глубину, будто маятник внутренний в другую сторону качнуло…
Такого с ним еще не было – вроде как двое его стало. Один, смеющийся, будто со стороны на Петю смотрит, а другой и есть Петя, что и первого в себе так же ощущает. Первый – спокойный, со смехом легким за всем наблюдает, а второй Петя такой же, как всегда, – бывший нестарый старик, с бурчащим сейчас животом. И все ж не двое их, а один… такая вот петрушка… Странное, но занятное ощущение.
Забавно очень Пете стало. А главное, глядел он, как Змей его окручивает, да запугивает всячески, и не окручивался, не запугивался, а напротив даже – веселость в себе ощутил.
Горыныч же, отчего-то интерес к Пете утратив и будто даже забыв о нем, болтал одновременно в три головы.
– …Приходят разные, хамят, – говорила одна, – на бой вызывают, а что?.. Я и не против. Каждый рыцарь – это семьдесят-восемьдесят килограммов хороших мясных консервов. Латы аккуратненько так отогнешь…
– …И всю оставшуюся жизнь он видел летящий в него кирпич… – вспоминала о чем-то своем, приятном, другая голова.
– …Ничего не понимаю!.. – говорила третья, ковыряя в носу когтистым толстым пальцем. – Впрочем, какая разница?..
Неожиданно Горыныч замолчал весь и в шесть глаз уставился на Петю.
– …А было у царя три сына… – неожиданно начал он говорить головою левою. – И послал их отец во двор. Наступил на грабли старший сын. И шандарахнула его рукоять промеж глаз ясных… Наступил на грабли средний сын. И туда же шандарахнула его рукоять та же… Пригорюнился тут младший сын… Да делать нечего…
Петя слушал Змея вполуха, так как вновь ощутил странное – словно тысячи звонких голосков засмеялись в нем, то ли отзываясь на внутренний смех, то ли напротив – призывая и поддерживая его. Будто каждая клеточка стариковская превратилась в маленькую самозабвенно хохочущую рожицу.
Длилось такое состояние совсем недолго, вспыхнув лишь на мгновенье смеющимся светлым пламенем.
– Глупая сказка, –
