уголИ занавесками средь бела дня
Заводит в нем искусственную полночь.
Откуда этот неотступный мрак?
Хочу понять и не пойму никак.
Вы знаете причину, милый дядя?
Не ведаю и не могу узнать.
С расспросами к нему вы обращались?
А как же! Я и лучшие друзья.
Но он непроницаем для расспросов
И отовсюду так же защищен,
Как червяком прокушенная почка,
Которая не выгонит листа
И солнцу не откроет сердцевины.
Ты спрашиваешь, знаю ль я причину?
Когда б я знал печали этой суть,
Я б излечил больного чем-нибудь.
Входит Ромео.
А вот и он. Вы здесь как бы случайно.
Увидите, я доберусь до тайны.
Пойдем, жена. Оставим их вдвоем,
Как исповедника с духовником.
Монтекки и леди Монтекки уходят.
Ромео, с добрым утром!
Разве утро?
Десятый час.
Как долог час тоски!
Что это, не отец мой удалился?
Да, твой отец. Какая же тоска
Тебе часы, Ромео, удлиняет?
Тоска о том, кто б мог их сократить.
Ты по любви тоскуешь?
Нет.
Ты любишь?
Да, и томлюсь тоскою по любви.
О, эта кроткая на вид любовь
Как на поверку зла, неумолима!
Как сразу, несмотря на слепоту,
Находит уязвимую пяту! —
Где мы обедать будем? – Сколько крови!
Не говори о свалке. Я слыхал.
И ненависть мучительна и нежность.
И ненависть и нежность – тот же пыл
Слепых, из ничего возникших сил,
Пустая тягость, тяжкая забава,
Нестройное собранье стройных форм,
Холодный жар, смертельное здоровье,
Бессонный сон, который глубже сна.
Вот какова и хуже льда и камня,
Моя любовь, которая тяжка мне.
Ты не смеешься?
Нет, скорее плачу.
О чем, дружок?
В ответ слезам твоим.
Какое зло мы добротой творим!
С меня и собственной тоски довольно,
А ты участьем делаешь мне больно.
Заботами своими обо мне
Мою печаль ты растравил вдвойне.
Что есть любовь? Безумье от угара,
Игра огнем, ведущая к пожару.
Воспламенившееся море слез,
Раздумье – необдуманности ради,
Смешенье яда и противоядья.
Прощай, дружок.
Постой,
