мрачного уродства литейного производства. Это был вид с высоты птичьего полета на ад. Темнота. Грохот. Жара.
У Мерчента, Криса и Дэнни были такие же кабинеты чуть дальше по коридору. Крис появился на работе немногим раньше Бека. Дверь в кабинет Дэнни оставалась закрытой.
Бек взглянул на карточку, которую передал ему Хафф.
– «С глубоким сочувствием, Чарльз Нильсон», – прочитал он. Потом, покосившись на Хаффа, коротко хохотнул: – Он что, прислал цветы на похороны Дэнни?
– Ты можешь поверить в наглость этого сукина сына? Сэлли собиралась послать благодарственные письма от моего имени, – начал рассказывать Хафф, упоминая свою секретаршу, – и я решил просмотреть карточки, прежде чем вернуть их ей. И наткнулся на эту. Не могу поверить, что он использовал смерть моего сына, чтобы насолить мне.
– У мужика железные нервы. У вас было время просмотреть папку, которую я вам оставил?
– Я прочел достаточно, чтобы понять, что Нильсон просто пытается сделать себе имя. Все эти газетные статьи напоминают составленные им пресс-релизы.
– Должен с вами согласиться, – сказал Бек, – но они были напечатаны. Нильсон всего лишь работает на публику, пыжится, но люди читают и обращают на это внимание. Раньше его целью были лишь небольшие заводы, но ему все равно удавалось привести на них профсоюзы или добиться невероятных уступок от руководства. Теперь он надулся от гордости. Я боюсь, что он ищет более серьезную цель, чтобы попасть в средства массовой информации.
– И ты полагаешь, что «Хойл Энтерпрайсиз» может стать этой целью?
– Это было бы естественно, Хафф. Мы предприятие, не имеющее выхода на рынок. Наше литье – это наша продукция. Мы не делаем литье для других производителей. Так что, если хотя бы один аспект плавильного или литейного процесса будет затронут…
– …производство упадет, мы не сможем выполнить заказы, и наш бизнес рухнет.
– Я уверен, что Нильсон это понимает. И, к несчастью, у нас были случаи травматизма и смерти на производстве.
Хафф встал с кресла и от души выругался. Он подошел к окну и остановился возле него. Глядя вниз, он сердито спросил:
– Ты знаешь, сколько человек проработали здесь и ни разу не были травмированы, а? – Он обернулся к Беку и ответил сам: – Сотни. Об этом кто-нибудь написал? Разве эти подстрекатели из профсоюза напишут на своих плакатах цифры статистики? Нет, черт побери. Но стоит одному рабочему поцарапаться, как это сразу становится новостью.
Едва ли можно было назвать «царапиной» серьезную потерю крови, когда рабочему раздробило ногу упавшими с неогражденного конвейера трубами, или потерю пальца, попавшего в машину, которую нельзя остановить, или ожоги, от которых мясо буквально сгорало до кости. Но Бек промолчал. Хафф был слишком сердит, чтобы с ним спорить.
– Новость на всех каналах, – продолжал бурчать он. – Словно в Нью-Йорке или Вашингтоне знают, чем мы тут занимаемся. Куча либералов, коммунистические любители сенсационных разоблачений, – ухмыльнулся он. –
