чертовой терапии, мать ее за ногу, и не хватало! Он же в бараний рог согнет маленькую хрупкую сильфочку!
Джинн схватил меня за плечи, и я больше не скрывала дрожи. По сравнению с ним я была не просто холодной – ледяной, и контраст температур выбил из меня всякие остатки здравого смысла. А, чего там! Гулять так гулять!
Я сама цапнула амулет, зажала его в кулачке. И снова не почувствовала ничего, кроме острых кончиков лепестков, впившихся мне в кожу. А вот Джинна опять затрясло. Мелкие судорожные движения были видны невооруженным взглядом. Мужчина задыхался, глаза вылезали из орбит и наливались кровью, и это было страшно. У меня подкосились ноги, я едва удерживала себя в вертикальном положении.
Но вот когда наемник облапил меня (другого слова для его движения я не могу подобрать!), ему стало заметно легче. Вдохнув полной грудью, он прижал меня сильнее, впечатывая в собственное тело, и ребра едва не затрещали.
– Эй, мужик, осторожнее! – прохрипела я, и он чуть ослабил хватку, но только на мгновение. В следующее наклонился ко мне, к самому лицу, и поцеловал – жестко, грубо, больно.
А потом потерял сознание и грохнулся большой безжизненной грудой у моих ног.
– Ну охренеть я позавтракала… – просипела я, облизывая ноющие губы. И вот что теперь с этим бессознательным сокровищем делать?
Никогда еще в моей непутевой жизни я не видела мужика в обмороке. Много чего видела, но не такое. По идее же это девушкам положено терять сознание, особенно этаким романтическим барышням, нежным и трепетным. Но не безжалостным наемникам, вся дорога которых усеяна телами врагов и умащена их кровью! Меня не готовили к такому! Пожалуйста, можно я уже домой поеду, а? Спасибо за терапию, чтоб мне ее вовек не иметь больше! И за гостеприимство спасибо! И вообще…
Я трясла Джинна, изо всех сил шлепала по щекам, дула в лицо, даже сбегала к столику и, набрав в рот воды, побрызгала на него – без толку. Время шло, но результата не было. Горячий, большой и безжизненный, он лежал на нагретых солнцем камнях и не подавал признаков жизни. Я даже дыхания его не чувствовала.
Что еще мне оставалось? Размазывая по лицу непонятно откуда взявшиеся слезы, я наклонилась, зажала мужчине нос, открыла рот и, как учили нас в далекие университетские годы на курсах первой помощи, сильно и мощно вдохнула воздух в его губы. Я не боялась навредить – его легкие были определенно больше моих. Потом вдохнула еще раз и стала ритмично надавливать на грудь, на два пальца выше мечевидного отростка (о боги, неужели я до сих пор помню?). Серия надавливаний – и снова вдох, потом еще. И опять надавливать. И снова по кругу… И опять…
Когда Джинн задышал сам, без сил упала на его грудь и заревела.
– Чтоб ты был здоров, джиннская твоя рожа! И кто еще кого в гроб загонит?
Он открыл мутные, но вполне живые глаза, и, с трудом сфокусировав на мне взгляд, тихо и хрипло произнес:
– Теперь все ясно. Попали мы с тобой, Сильфа. Дошутились. Я истинный огненный,
