окованная цепью рука. Спрессованные мигом времени сочувствие и насмешка в лике толпы. А может, виной навязанный периодом «застоя» культ безбожия, доведенный до безумия?! Так оно или иначе, но, глядя на канонизированный лик Феодосии в маленькой часовенке-памятнике (2003) на предполагаемом месте ее заключения и гибели, меня будоражила не то досада, не то недоумение, навевая подспудные мысли о кровавой Салтычихе. Да и после, слушая страстный рассказ девочки-послушницы, на моем лице блуждала снисходительная улыбка…
В действительности снисхождение требовалось мне самому. За серость и убогость, ибо позже, копаясь в истории, смог осознать, насколько сильна, благородна и удивительна была эта оставшаяся в тридцать лет вдовой женщина, владелица огромного, даже по царским меркам того времени, состояния и одна из противников реформ патриарха Никона. Занимаясь благотворительностью, она принимала в своем доме странников, нищих и юродивых, укрывала гонимых староверцев. Ведя скромный и благочестивый образ жизни, Феодосия отказывала себе даже в обычных земных радостях, «усмиряя плоть» ношением власяницы. Но что все-таки послужило камнем преткновения? Конфликт с духовной властью знатной боярыни или «разбазаривание» состояния одного из шестнадцати высших аристократических семейств Московского государства в пользу простолюдинов? Нетерпимость чуждой веры или политическая подоплека, учитывая, что реформы Никона к тому времени были признаны неудачными, а он сам сослан? Скорее всего, эта загадка, как и многие другие, канет в Лету. Лишь останется вера, ибо она нетленна…
Староверы в Боровске есть и поныне. Вот только храмов у них немного и все они требуют скорейшего ремонта. И начать стоит с самого большого, Покровского (1909), доминирующего над левобережной частью города. Закрыт в 1929 году, оказавшись на территории автоколонны. Сейчас он в плачевном состоянии, правда, уже огорожен отдельным забором. Местами даже видны следы скромных попыток «реставрационных» работ. Впрочем, храмы «истиной» веры требуют не менее серьезной реанимации. Взять хотя бы церковь Спаса-Преображения на Взгорье (1804), на чьей крыше, под стать куполам, тянутся к солнцу ветвями молодые деревца. У храма насыщенная биография: в 1923 году отдали под мельницу, фашисты превратили в воинский склад, затем был склад Боровского торга и керосиновая лавка. Оттого и имя народное – «Спас на керосине».
Рядом живописное творение – деревянный дом с резными наличниками, ажурными, ниспадающими бахромой карнизами, причелинами и коньком в виде двух лошадиных голов. Резное крыльцо с трехцветными канатами-колоннами. Зеленая табличка с силуэтами двух гарцующих лошадей: «ул. Урицкого №11». Цыганский дом. Красотища, глядишь на него, душа поет, сердце радуется. Вокруг дома купеческие, добротные, на века выстроенные. Лишь штукатурка в прожилках да краска от времени поблекла. Сколько им? Сто, двести, триста? А сколько еще простоят? Прыгаем через лужи, обходим островки талой грязи. Вот
