Я подняла бокал.
– За успех! – отозвались остальные.
Стол, накрытый на пятерых, ломился от яств. Голова кружилась – то ли от выпитого вина, которое щедро подливали сидящие по обе стороны от меня кудрявые смуглые близнецы, то ли от восторга. Сияние газовых светильников приглушали абажуры, по выложенным камнем стенам метались тени официантов, тяжелая драпировка портьер, скрывающая окно, окончательно отрезала нас от окружающего мира. В театре осталось море цветов, шумное многоголосье поклонников, не желающих нас выпускать до той поры, пока не получат автографы, подарки и маска невинной Сильви, покорившей публику. Здесь, в узком кругу, в полумраке ложи одного из самых дорогих ресторанов Лигенбурга, можно быть собой.
Так, между братьями больше не сажусь: я встретилась взглядом с Рином, и голова закружилась еще больше. Потянуло на всякие глупости – из тех, что наутро стыдно вспомнить, но вспоминается с трудом. Пришлось напомнить себе, что не сплю с партнерами по спектаклям, даже если сплю с ними по воле сценария. Даже если очень хочется. Даже если пьяна вином и общим успехом. Я сделала вид, что разглядываю картину – весеннее небо и тающий снег, растопыренные пальцы деревьев, сквозь которые вдали виднелся неприступный замок и вскрывшаяся река.
– Никогда бы не подумала, что такое понравится зрителям, – заявила Люсьена – белокурая красотка, игравшая любовницу моего мужа – то есть мужа моей героини, разумеется, – но вы с Рином просто созданы для этих ролей. Если бы я сидела в зале, ревела бы в три ручья. А ты что скажешь, Рин? – проворковала она, повернулась к нему и как бы невзначай коснулась запястья.
Не надо обладать выдающимися умственными способностями, чтобы догадаться, что Люсьена к нему неровно дышит. Оно и понятно: тело как у античного бога, без малого шесть с половиной футов роста, светлые волосы до плеч и задорные голубые глаза.
– Скажу, что сегодня кое-кто перестарался, – он выразительно посмотрел на одного из близнецов.
– Ну извините! – прыснул тот. – Это вы там приятными вещами занимаетесь, а мне – кровать расшатывай. Могли бы и сами расстараться.
Я беззлобно швырнула в него салфеткой.
– Тогда нас на следующий день закроют.
– Вот это вряд ли. – Рин пристально смотрел на меня, и мне вдруг показалось, что в глазах его я прочла отражение своих мыслей: «А что, если?..» – От такого дохода в казну они не откажутся.
У него холодные глаза, но я погружалась в них, как в студеное озеро в жаркий день. Зной – мягкий, как патока и жаркий, как приморское солнце после полудня, обволакивал, не позволяя закрыться. Хотелось хватать губами воздух, чтобы от его прикосновений-поцелуев на теле вспыхивали ожоги. Чтобы сильные пальцы сжимали запястья, чтобы нестерпимо ломило поднятые над головой руки, но я не смела просить остановиться.
М-да, Луиза. Кажется, кому-то надо меньше пить.
– Помнишь, как на репетиции я пытался порвать на тебе платье?
Нет, он точно решил урвать свое, а я сейчас не
