И живу здесь, – улыбнулся отец. – Всех выпустят, по одному, не переживай. Перед кем надо, извинятся. Вон, смотри, еще двух девушек выпустили.
Я увидела, как на самом деле из отделения вышли обе индианки, с ними тот же капитан, он что-то говорил, широко разводя руками. В гости приглашал, может быть… «Приезжайте, гости дорогие, всегда вам рады…»
Отец увидел мои сомнения.
– Ну, хорошо. Не надо бузить сейчас, так яснее? Еще вон выходят. Сначала иностранцев выпустят. То есть, дочка… – Отец замолчал на секунду. – Слушай, как приятно, черт побери, это произносить… Садись, пожалуйста. Я понимаю, что мое слово пока для тебя ничего не значит, но я даю слово, что их выпустят. Подожди… – Он набрал номер и показал мне экран телефона. Написано было «Олег», а ниже – три большие буквы «МЭР». – Олежа, озвучь для дитя, оно не хочет уходить из кутузки… Нет, мы во дворе. Озвучь, что остальных… гм… – он глянул на меня, – участников локального конфликта тоже выпустят.
– Выпустят, – сказал Олежа по громкой связи очень недовольно, но твердо.
– Сегодня?
– Да сейчас их выпрут оттуда!
Олежа не рассчитывал, что его слышно на всю округу, или ему было всё равно. Мэр добавил несколько крепких словечек, и я поняла, что он крайне сожалеет, что разрешил проведение конференции в университете, также сожалеет, что на свете есть китайцы и индийцы, и они решили приехать сюда и всё ему испортить. Про местных заводил, из-за которых всё, собственно, и произошло, он даже не заикнулся.
– Я должна дождаться своих, – сказала я, на всякий случай отходя подальше от машины.
Я видела, что отцу не очень нравится, что я спорю, но он тона не поменял, говорил со мной дружелюбно и тепло.
– Давай так. Пока суть да дело, выпьем где-нибудь кофе, ты умоешься и, если хочешь, вернемся сюда или я отвезу тебя в гостиницу. Или давай сразу к врачу.
– Нет, пройдет. Не так сильно уже болит.
– Тогда выпьем кофейку.
Я, поколебавшись, кивнула. Я видела, как из отделения вышли еще несколько ребят, Гены среди них не было.
В небольшом кафе на набережной мы с Сергеевым были одни. Я умылась, на секунду с сомнением посмотрев самой себе в глаза в зеркале. Я правильно всё делаю? Не знаю. Ничего вообще не знаю. Наверное, правильно.
Мы сели за единственный столик на улице.
– Вот, как ты хотела – и реку видно. Ты романтична?
– Скорее, нет.
Отец внимательно смотрел на меня, отпивая кофе. Я взяла себе облепиховый чай и сейчас с некоторым сомнением смотрела на мутно-желтую жидкость, довольно приторно пахнущую.
– Пей! Что? Невкусно? Возьми что-то другое. – Отец слегка поднял руку, не оборачиваясь, и около нашего стола тут же появилась официантка, как по волшебству. – Обычный чай заварите. Маша, – он положил руку мне на ладонь, – я был неправ все эти годы, что послушался Валю. Я думал – она мать, она имеет право, моя мама тоже так всегда говорила – твоя бабушка, которую ты не успела даже узнать, видела только в бессознательном возрасте. Не помнишь ведь бабушку?
