жертва наркотика много раз умирает, – но тяжело уходить именно тогда, когда в твою погубленную жизнь вошла любовь. И ведь я еще молод!
У меня на губах мелькнула саркастическая усмешка: ведь те, кто умер рядом со мной на ничейной земле, тоже были молоды. Я закатал рукав и сжал кулак, напряг бицепс. Ни унции жира, большинство мышц давным-давно исчезло, но крупные бицепсы все еще грозно выступали выпуклыми железными шарами. Сам-то я знал, что моя сила лишь показная, а на самом деле я только изношенная внешняя оболочка человека. Не гори во мне искусственное пламя эликсира, меня бы могла свалить с ног хрупкая девчонка.
Машина остановилась под деревьями. Мы находились в окрестностях поместья, полночь давно миновала. На фоне далеких огней ночного Лондона выделялся темный силуэт большого дома.
– Я подожду здесь, – сказал негр. – Ни с дороги, ни из дома машину не видно.
Я зажег спичку, держа ее так, чтобы свет невозможно было заметить за пределами машины, и развернул «маскировочный костюм». С большим трудом я удержался от хохота. Неповрежденная шкура гориллы! Зажав узел под мышкой, я поплелся к стене, окружающей имение во французском стиле. Всего несколько шагов – и деревья, где спрятался негр с машиной, превратились в темное пятно. Вряд ли шофер мог меня видеть, но на всякий случай я двинулся не к высоким железным воротам, а к глухому участку.
Ни в одном окне не горел свет. Я знал, что сэр Холдред холостяк, и был убежден, что все слуги давным-давно легли спать. Я легко перелез через стену и крадучись прошел по темной лужайке к черному ходу, все еще неся отвратительный «маскировочный костюм» под мышкой. Как я и ожидал, дверь оказалась заперта, а я не хотел никого будить раньше времени. Обеими руками я ухватился за круглую дверную ручку и налег на нее с нечеловеческой силой. Ручка повернулась, щелкнул замок – скорее это напоминало пушечный выстрел. Еще секунда – и я внутри. Разумеется, я не забыл затворить за собой дверь.
В темноте я успел сделать только шаг в предполагаемом направлении лестницы и сразу остановился, потому что мне на лицо упал луч света. Рядом с фонарем блеснуло дуло пистолета. В тени качнулось узкое лицо.
– Ни с места! Руки вверх! – Я поднял руки. Однажды я уже слышал этот голос и тотчас его узнал: Джон Гордон!
– Сколько с тобой людей? – прозвучало резко и властно.
– Я один. Отведите меня в комнату, откуда свет не проникает наружу, и я вам расскажу кое-что интересное.
Он помолчал и жестом приказал следовать за ним в соседнюю комнату. Оттуда он вывел меня на лестницу, отворил дверь на площадке и зажег свет.
Окна в этой комнате были плотно зашторены. Пока мы шли, Гордон держал меня под прицелом; он и теперь не опустил пистолет. Гордон был худощав, но жилист и выше меня ростом, правда, не такой плотный. Одет он был в штатский костюм. Его серые глаза блестели, как сталь; черты лица были волевыми. Что-то в этом человеке мне нравилось. Я заметил синяк на его челюсти в том месте, куда приложился мой кулак при нашей последней
