февраля Густав сообщил своему брату Маркусу, что Рауль едет в Стокгольм, и далее: “Я намереваюсь отправить его на работу в Южную Америку, Индию или Мексику, но пока не решил, в которую из этих стран. […] Место в коммерческой фирме имеет целью дать ему привыкнуть к конторской работе, поскольку без этого я не хочу отпускать его к Фройнду”. Густав просил Маркуса сообщить свое мнение об этих планах относительно Рауля и “замолвить словечко за мальчика” перед бизнесменом Акселем Юнсоном.
Как только Маркус получил письмо – а он получил его на следующий же день, поскольку находился в Каннах, а Густав в Ницце, – он написал в Стокгольм Додде и указал на необходимость ему и брату Якобу “взвесить свое отношение к будущему пути Рауля”:
Я убежден, что в глубине души Рауль желает войти в дело и продвинуться в нашем банке как можно дальше. Ничего дурного в этом нет, если только он обладает соответствующей квалификацией.
Его дед придерживается другого мнения. Он хочет, чтобы тот продолжил образование за границей и стал директором одного из вновь образованных банков. Это сейчас его идея фикс. А Май Дардель, будучи куда хитрее, обрабатывает дядю Кнута на предмет того, чтобы Раулю внедриться в [наш] банк.
Я уже раз или два говорил дяде Кнуту, что не мы, а исключительно вы двое должны выбирать себе будущих компаньонов. Я полагаю, будет уместно, если Якоб переговорит с дядей Кнутом, чтобы тот в спешке не пообещал чего-то такого, с чем вы не согласны. Легко, подобно оракулу, давать обещания, но потом их придется выполнять, даже если не хочется.
Ответ Додде был выдержан в самых общих, ни к чему не обязывающих выражениях: “Благодарю за письма касательно Рулле-младшего. Я показал их Якобу, который переговорит с дядей Кнутом. Мы полагаем, что нам надо с ним повидаться и посмотреть, каким он стал после заграницы”.
Опасный нимб
Помимо матери и брата с сестрой Рауль надеялся в Стокгольме повидаться с дедом. Тот на самом деле очень хотел встретиться с Раулем, но мешкал ехать домой. Причиной стал новый спор с братом Якобом, на этот раз по поводу шведской торговой политики. Однако дед преодолел сомнения и весной 1935-го, впервые за четыре года, встретился с внуком. Перед приездом домой дед не только предупреждал Рауля об опасностях, связанных со “страстями”, но и давал инструкции, как вести себя со старшим поколением. Наверняка, писал он, в различных семьях Валленбергов его примут очень хорошо, вначале, возможно, даже слишком хорошо, уж очень долго он отсутствовал. Он будет окружен ореолом. Но это значит, что к нему начнут предъявлять особые требования, а это “опасное положение, которое может, если не подумать о нем особо, легко привести к роковым последствиям”. Пожилые господа, которых ему предстоит увидеть, – люди опытные, и “их не проведешь ни хорошей прической, ни потоком самоуверенных слов”. Раулю нельзя забывать, что по сравнению с ними он ничего не умеет и его “знание мира и людей скудно”. Он должен их слушать. Если вдруг он получит
