проверила, чтобы взвесила все «за» и все «против», чтобы подготовилась. Он учил меня стрелять, учил владеть штыком.
– А кто ваш отец? – перебил Морану Николаевну Сулицкий.
– Мой отец – бывший пехотный офицер, капитан в отставке, богатый помещик Орловской губернии. Он души во мне не чает, мой милый папочка!
– И он вас отпустил!?
– Отпустил и благословил. Разве может он не исполнить чего-либо, что я захочу!
Подали обед. Щи с мясом и гречневая каша с тушенкой: железные тарелки и ложки.
Яков Александрович наблюдал за своим добровольцем. Ни тени смущения. Она ела с большим аппетитом. Её не смущала сомнительная чистота тарелок и старые, давно потерявшие блеск, пожелтевшие ложки. Или она была не брезглива, или умела подавить свою брезгливость.
– Ваш отец не призван на службу?
– Милый папочка! Куда ему! Ему шестьдесят два года. Он часто болеет. Но он сказал мне на прощание: «Бог не дал мне сына, который мог бы послужить государю и родине в эту великую войну. Сам я стар, и никуда не гожусь. Иди, Морана, и отомсти за поруганных людей и их земли!» Он мне все и устроил…
– А ваша мать?
Какая-то тень пробежала по лицу Мораны Николаевны, складка опять легла между бровей.
– Она умерла, рожая меня. Я даже не знаю, кто она такая была. Отец никогда про неё не говорил.
Обед был закончен. Свою порцию второго Сулицкий отдал Моране.
– Благодарю вас.
– Не стоит. Разрешите задать вам последний вопрос, так сказать, чтобы удовлетворить мое любопытство. Что у вас за имя такое? Что оно означает?
– Морана – это славянская богиня зимы, увядания жизни и неизбежного конца её, т.е. смерти. Видите ли, мой папочка, после кончины моей мамы, сильно горевал. Очень долго не мог придти в себя, и вот дал мне это имя.
– Понимаю.
– Кроме того, каждое утро она подстерегает Солнце, чтобы погубить его, но всякий раз отступает перед его могуществом. Это все, что я могу сказать вам о своем имени.
Яков Александрович еще раз с грустной и нежной улыбкой посмотрел на Морану Николаевну, будто прощался с прелестной девушкой, а потом, нахмурившись, проговорил:
– Ну, рядовой Йовичич, я должен по приказу моего командира принять вас в роту на правах вольноопределяющегося добровольцем. Буду говорить вам «вы». Это единственное послабление, которое вы от меня получите. Не смею вас больше задерживать, можете идти в роту… Дамир!
– Чего изволите, ваше благородие? – просовываясь в дверь, спросил денщик.
– Проводи господина вольноопределяющегося в роту…
И, не подав руки, поклоном головы отпустил рядового Йовичича.
Долго
