с этим, и все, кому для поступления нужен был английский, занимались с репетиторами – каждый на свой вкус. Несколько человек – с самой Евгешей; Карим Хасынов, который хотел поступить непременно в Москву, куда – всё равно, лишь бы это было связано с иностранными языками, – с профессором-лингвистом, живущим на противоположном конце города, так что дорога в один конец отнимала у него два часа; Настя Чукина, вздорная истеричка, с преподавателем из нашего педагогического института; Ксюха упорно занималась сама, твердя, что нет ничего невозможного для человека (ещё одним её излюбленным изречением было: нет предела совершенству). Обычно я говорила:
– Если этот человек – Романова Ксюша, то для него нет преград!
Нужен ли был мне английский язык? Наверное, да, но к своему стыду, я до сих пор не решила, куда хочу поступать, поэтому не могла определиться с выбором предметов, на которые мне нужно «поднажать», по Ксюшкиному выражению, а нажимать на всё сразу мне категорически не хотелось. Поэтому я мрачно сидела на своей второй парте в первом ряду, смотрела в окно и изредка прислушивалась к тому, что бубнит Евгеша.
Урок тянулся неимоверно долго, но, к счастью, меня не спросили, потом мы направились в кабинет географии, которую вёл один из нескольких учителей-мужчин нашей школы, Фёдор Сергеевич, но не Бондарчук, конечно. Мы его искренне любили и беззлобно подсмеивались, потому что вся его фигура вызывала невольную улыбку: седые волосы, вечно мятый коричневый костюм, лёгкое заикание. Он очень любил свой предмет и очень смешно расстраивался, если оказывалось, что кто-то не выполнил домашнее задание или не подготовился к контрольной работе. Он огорчался из-за наших двоек так, как будто они были его собственных детей, которые тоже учились в нашей школе: девочка в пятом классе, а мальчик – в восьмом. Лёша был очень похож на отца, для полного сходства не хватало лишь седых волос и мятого костюма, но и тем и другим он должен был когда-то обзавестись, и вот тогда они будут совсем как двое из ларца, одинаковых с лица.
Здесь урок шёл намного веселее: Федя бегал по кабинету, возбуждённо стучал указкой по доске и требовал абсолютного внимания и идеальной тишины. Мечтать и хмуриться было некогда, тем более что географию я любила и волей-неволей отвлеклась от своих мрачных мыслей.
Следующая перемена была двадцать минут, и обычно мы бегали в столовую, чтобы перекусить: брать полный обед не хотелось, а вот пицца и компот или чай были как нельзя кстати. Сегодня мы поступили так же, и я удостоверилась, что романтические истории о том, как влюблённые от горя теряли аппетит, худели и бледнели – не про меня: я с удовольствием съела один пирожок с картошкой и ещё один – с капустой. Горячие пирожки были замечательными на вкус, но когда остывали – становились совершенно неудобоваримыми. Объяснить этот феномен мы были не в состоянии, оставалось только одно: проглотить их, пока они горячие, что мы и делали.
Пирожки провалились внутрь быстро, перемена ещё не закончилась, и мы сидели в кабинете математики и болтали. Я ещё пару раз рассказала им, что произошло вчера, девочки вновь принялись
