сзади, и поэтому они из вежливости уходили на последний ряд. Помню, когда мы сели, наши плечи соприкоснулись, и мне это тогда очень понравилось, ведь никакой иной физической близости у нас не было.
– И я не стянул, – завершая свою мысль, добавил я, – а скорее позаимствовал.
– Точно, – улыбнувшись, сказала она. – «На гребне волны». Вы могли еще резиновые маски на всех надеть, прямо как в кино.
– В них неудобно, да и скрываться нам не нужно, – ответил я. – И потом, если найти маски миссис Тэтчер и Джона Мейджора еще можно, то Невилла Чемберлена и Дэвида Ллойда Джорджа днем с огнем не сыщешь.
– Я слышала, что маску Уильяма Шетнера[2] можно раскрасить так, что он станет похож на кого угодно.
Я тоже слышал что-то такое, но вместо этого сказал:
– В масках, к тому же, очень трудно что-либо увидеть.
– Девяносто секунд! – объявила миссис Тэтчер.
– Вам повезло, – сказал я, доставая с полок два пыльных тома. – Эти книжки вам подойдут?
Я показал ей обложки, названия на которых были написаны на кроличьем языке. Ни я, ни любой другой представитель человеческого рода не мог разобрать эти письмена[3]. Даже по прошествии пятидесяти пяти лет ни один человек не смог в совершенстве освоить ничего сложнее самых базовых правил кроличьего языка, как устного, так и письменного. Любые попытки людей заговорить на родном языке кроликов обычно вызывали у последних приступ истерического смеха и до сих пор оставались одной из главных тем для острот их комиков, наряду с шутками про уши, размер потомства, широкий этимологический смысл латинского слова cuniculus и анекдотами про пьяного кролика, по ошибке вошедшего не в ту норку во время брачного сезона.
– Ух ты! – воскликнула Конни, хватая одну из книг. – «Планета зайцеобразных». Вот это находка.
Я не был большим знатоком «Проекта по адаптации литературы для кроликов» начала восьмидесятых годов, но я точно знал, что из почти сотни книг только на одну был наложен запрет. В пересказе «Планеты обезьян» доминирующей формой жизни на планете стали кролики. А сама книга стала горячей темой для обсуждения среди политиков, но, что важно, не среди самих кроликов. Антикроличья партия Соединенного Королевства, тогда еще только становившаяся на ноги, заявила, что главная сюжетная линия романа «не способствует добрососедским отношениям между людьми и кроликами», и добилась того, чтобы тираж изъяли и уничтожили.
– Наверное, судейские ищейки ее упустили, – сказал я.
– Я прочту ее семье, – улыбнувшись, сказала Конни. – Может, в ней будет над чем подумать.
Кролики редко читали в одиночестве. Они считали чтение книг зрелищным представлением, а не индивидуальным занятием. «Зачем делать что-то в одиночку, если можно поделиться этим с другими?» – говорили они.
– Запрещенная книга? – спросила Невилл Чемберлен,
Уильям Шетнер – канадский актер и писатель. Стал известным благодаря роли Джеймса Тиберия Кирка, капитана звездолета «Энтерпрайз» в сериале «Звездный путь». Раскрашенная маска Шетнера использовалась в хорроре «Хеллоуин». (
Кроличья письменность похожа на подтеки грязи вроде тех, что остаются на крыльце после сильной непогоды. К слову, в кроличьем алфавите всего шесть букв: Н, И, Р, Х, У и Ф. (Здесь и далее без спец. уточнений прим. автора.)
