Петровна! – вскричал было Федор Петрович.
– Ах, тише!.. Я вас прошу не говорить о моем согласии маменьке: это все расстроит. Вы когда опять будете к нам?
– Завтра же, если позволите.
– Вам назначили время?
– Нет, не назначили.
– Так сделайте так, как я вам скажу. Когда вас позовут на вечер, может быть и завтра, потому что, верно, торопятся навязать вам на шею мою сестрицу. Вы приедете… Да… нет, это не годится. Я знаю, что меня за вас по доброй воле не выдадут…
– Отчего же, Саломея Петровна?
– Отчего? оттого, что от меня требуют, чтоб я вышла за другого, а я лучше убегу из дому… я не могу против желания выйти замуж!..
Саломее Петровне непременно хотелось по крайней мере кончить девическое поприще романическим образом. Если б она была Елена и явился вторично Парис, готовый ее похитить, она бежала бы с ним только для того, чтоб снова возгорелась Троянская война и она имела бы право сказать: “Я причина этой войны”.
– Да! мне только остается бежать из дому с тем, кого люблю! другого средства нет! – прибавила она голосом томного отчаяния.
Федор Петрович был хоть и не из числа героев, но он слыхал, что страстным любовникам почти всегда случается увозить своих милых.
– Что ж, Саломея Петровна, я вас увезу, если позволите, – сказал он расхрабрясь.
– О, я на все согласна! Но куда мы бежим?
– Куда угодно-с.
Саломею Петровну, казалось, затруднил этот вопрос, и она вдумчиво спросила:
– Ваше имение далеко отсюда?
– Близёхонько, верст сто с небольшим; у меня там и дом, и все есть, и церковь, и все-с… Сделайте одолжение, Саломея Петровна… – сказал Федор Петрович, кланяясь.
– Я решилась… но каким же образом?
– Уж это как прикажете, – отвечал Федор Петрович, не зная сам, каким образом увозят.
Это покорное предоставление права распоряжаться было в духе Саломеи Петровны. Она подумала и сказала:
– Медлить нельзя; завтра в шесть часов вечера я приеду в галицынскую галерею… экипажу своему велите остановиться со стороны театра и ждите меня у входа. Только приезжайте в крытом экипаже, чтоб меня не узнали.
– Непременно-с, в шесть часов подле театра.
– Подле галицынской галереи.
– Непременно-с! – повторил Федор Петрович и замолк, не зная, что ему дальше говорить.
– Теперь нам должно расстаться: я думаю, maman скоро возвратится, – сказала Саломея, вставая и подавая руку.
Федор Петрович не умел пользоваться правами героев романа и не смел выйти из границ форменного поцелования руки; поцеловал, шаркнул, поклонился и отправился.
Быть героем, хоть и не настоящим, а романическим, очень приятно. Федор Петрович, несмотря на неопытность свою по части приключений любовных, чувствовал однако же наслаждение
