дождей. Все книги по землеописанию кричат о непроходимости этих болот, но что для Ворона книги?! Он пошел и прошел. И погубил отца и Талиг… К вящей радости «навозников», удержавшихся у власти.
– …и в честном поединке убил Эгмонта Окделла, – пискнул сменивший Альберто Анатоль.
Они это называют честным поединком! Ворон – первая шпага Талига, а отец после торской кампании сильно хромал…
– Унар Ричард, вы все поняли?
– Да, господин Арамона.
– Повторите, – приказал капитан, смерив Ричарда нехорошим взглядом.
Кулаки Дика сжались, мир сузился до размеров волосатой Арамоновой пасти. Здравый смысл, предупреждения, честное слово – все летело в тартарары. Дик знал, что сейчас ударит капитана, и будь, что будет!
Дикий грохот заставил всех вздрогнуть. Стоявший рядом с кафедрой бюст величайшего поэта и мыслителя древности Иссэрциала рухнул с обрубка колонны, на которой покоился несколько веков, и разлетелся на множество осколков. В воздухе повисло облако пыли, магистр Шабли закашлялся, глотая широко раскрытым ртом воздух и судорожно цепляясь за полированное дерево. Дик, бывший к кафедре ближе других, едва успел его подхватить.
– Унар… Ричард, – прохрипел Шабли. – Пыль… Проводите меня на воздух…
Норберт уже стоял на подоконнике, остервенело тряся разбухшую за зиму раму. Та не выдержала богатырского напора барона из Торки и поддалась – в комнату хлынул влажный, холодный воздух. Дикон дотащил вцепившегося в него ментора до окна и огляделся в поисках чего-нибудь теплого.
– Благодарю вас, унар, – тихо сказал Жерар, – все в порядке.
6
Вечером пришедшие в трапезную унары увидели привешенные к оставшемуся с давних времен потолочному крюку Арамоновы панталоны вместе с рингравами. Чем-то набитые, они важно и медленно кружились на Арамоновой же золотой цепи, продернутой сквозь разрезы. К той стороне, которую простолюдины именуют задом, было прилажено подобие свинячьего хвостика, украшенного пышным алым бантом. Зрелище было потрясающим. Двадцать один человек, как по команде, задрали головы, не в силах оторваться от проявившей самовольство части туалета своего капитана.
– Разрубленный Змей, – благоговейно прошептал Валентин, – кто же это?
– Это есть большой здорово, – выдохнул Йоганн, – та-та, я хотел жать руку, вешавшую этот хроссе потекс![67]
Норберт резко оборвал братца, и Ричард, немного освоивший язык торских бергеров, понял – умный близнец почитает за благо не знать, кто надругался над капитанскими панталонами. Шутка вышла отменной, но ее конец мог оказаться далеко не столь веселым. Ричард не сомневался, что это выходка Паоло. В этом никто не сомневался. Унары растерянно глядели друг на друга – до них начало доходить, что их приятель заигрался. Анатоль, глянув вверх, испуганно шепнул:
– Это не
Большая задница
