которому вдруг понадобился собеседник, счел уместным поддержать беседу.
– Да, – изрек он, – я, ик, пьян… Но у меня, ик, есть причины. – Капитан еще раз грохнул кружкой об стол. – Эта сволочь… Суза-Муза… покусилась, ик, на мою честь!
– На вашу честь? – тонко улыбнулся клирик. – Вы отнюдь не похожи на даму, тем более способную вызвать желание у графа.
– Разрубленный Змей, – проревел Арамона, – вы что, с крыши грохнулись? Этот гад украл мой, ик, орден и мои, ик, штаны. И повесил, ик. В трапезной!
– Значит, вертелом дело не кончилось? – кивнул священник. – Я так и думал… Итак, вы празднуете воссоединение с вашими многоуважаемыми панталонами? Не смею вам мешать.
– Змеюка, – укоризненно пробормотал Арамона, у которого ярость сменилась жалостью к своей персоне, – как есть, аспид. Никто меня не понимает… Только б в душу плюнуть… А эти шестеро, чтоб им… Так хорошо, ик, все было. Поймал я этого, ик, сыночка… И Его Прио… приовсященство хотел… А тут эти… шестеро! Врут ведь… Все мне врут… А Суза-Муза… И маршал, ик, еще… При всех… Никто меня…
– Прекратите ныть и отправляйтесь спать.
– Нельзя, – неожиданно твердо произнес капитан и хитро посмотрел на Германа: – Я, ик, на службе. У меня шесть арестованных крамольников. Надо устроить, ик, допрос. – Капитан попробовал встать, но зад не желал отрываться от кресла. – Тогда пусть, ик, приведут их сюда. Они, ик, в Старой галерее.
– В Старой галерее?! – Ирония и равнодушие с лица священника исчезли в мгновение ока. – С ума сошли?! Осел! Кого вы там заперли?!
– Я вам не осел, – поднял толстый палец Арамона. – Я, ик, капитан королевской гвардии! А запер я преступников! Этого, сына Эгмонта, запер и этих, как их…
Но отец Герман уже не слушал. Священник, как ошпаренный, выскочил из Арамонова кабинета, только дверь хлопнула. Арнольд некоторое время смотрел вслед исчезнувшему гостю, потом помянул Чужого с его тварями и потянулся было за кружкой, но передумал, осоловело захлопал глазами и повалился головой на стол, счастливо миновав сковородку с уцелевшей одинокой колбаской. Раздался оглушительный храп.
4
Таким отца Германа унары еще не видели. Мало того, что священник был хоть и в черном, но вполне светском платье, он был бледен, как полотно.
– Что здесь было?! – Глаза олларианца остановились на Паоло. – Что вы видели?
– Ничего, – отважно соврал кэналлиец, старательно заслоняя остатки пиршества и слегка захмелевшего Дика. – Совсем ничего.
– Ничего? – На лице клирика недоверие боролось с облегчением.
– Нет, здесь есть очень спокойно, – сказал Норберт, – только достаточно холодно.
– В любом случае вам здесь нечего делать. – Отец Герман поднял повыше свечу, но не жалкому желтому язычку было рассеять вековой мрак. – Вы сейчас разойдетесь по своим комнатам. Утром я с вами поговорю. Со всеми по отдельности. Идемте.
