style="font-size:15px;"> – За тридцать два дня, – уточнил поразительный гость. – По зимнему пути быстро. Если, конечно, ночевать на ходу, в санях, и не скупиться на лошадей.
– Но… почему было просто не написать?
– Я спросил бы, какие именно статистические данные вам нужны, вы бы мне ответили, и на это потратилось бы самое меньшее четыре или пять месяцев. Быстрее всё выяснить на месте. Опять же доступ к иностранной статистике в Петербурге много проще. К нам в Иркутск книги приходят с большим опозданием.
Голос был ровный, глуховатый. Мишель подумал, что приезжий старше, чем кажется.
– К тому же, – продолжил Ларцев, – я знаю, что мой слог нехорош, однако хочу быть уверен, что при редактуре не исказится мысль. Слишком важное дело.
Видно было, что он и не помышляет обидеть редактора – просто говорит, что думает. Должно быть, всегда так делает.
Михаил Гаврилович был по-журналистски жаден на необычных людей, а тут, кажется, выдался исключительно интересный экземпляр.
– Позвольте спросить, сколько вам лет?
Оказалось, двадцать два, то есть первое впечатление не обмануло. Ларцев был совсем юноша, на два года моложе Питовранова.
Стало еще любопытней.
– Раз уж вы приехали и нам предстоит совместный труд, давайте познакомимся ближе. Я собирался обедать. Вы голодны?
– Да, – без церемоний ответил интересный экземпляр. – Я с самого Иркутска не ел горячего.
– Так едемте на Садовую. Я там живу.
– Вы меня зовете обедать в ресторан или домой? – подумав, спросил Ларцев. – Если в ресторан, то мне, наверное, лучше переодеться. Я оставил внизу портплед. Там сюртук, сорочка, брюки и штиблеты.
– У меня дома ресторан, а в ресторане дом, и переодеваться не нужно. Сами увидите, – весело молвил Питовранов. – Где ваша шапка? Идемте!
– Шапку я надеваю, когда холоднее двадцати градусов. Сейчас тепло.
По обветренности лба было видно, что чело молодого человека к головным уборам действительно не привыкло.
– У вас тут соринка пристала, – показал ему пальцем Мишель повыше переносицы.
– Это родинка, – ответил Ларцев, с некоторым удивлением наблюдая, как журналист надевает бекешу, закутывается в шарф и нахлобучивает барашковую шапку. По сибирским понятиям погода, видимо, была претеплая.
На Адмиралтейской по мановению Мишеля к ним подъехал было лихач, но, поглядев с сомнением на диковатый наряд Ларцева, стегнул коренника и проехал мимо.
– По вашему платью не поймешь, какого вы состояния, – сказал Питовранов с вопросительной интонацией. В самом деле, трудно было определить, к какому из российских сословий принадлежит железнодорожный прожектер, не похожий ни на барина, ни на простолюдина.
– Государственный крестьянин, – был ответ.
– Вот
