для чужих ушей, – присовокупил Виктор Аполлонович.
В коридоре он, улыбаясь, спросил:
– Что это ты разыгрываешь бесцеремонную генеральшу Епанчину из романа «Идиот»? В душу человеку лезешь. На тебя непохоже.
– Ларцев совсем не идиот, – очень серьезно ответила она. – Разве что в нравственном отношении. Ты с ним поосторожней. От него веет… чем-то звериным. Он среди людей, как степной волк среди собак.
Хорошо еще, Корнелия Львовна не слышала, о чем в это время шел разговор в столовой.
Оставшись представительствовать за семью Ворониных, мальчик Костя счел своим долгом развлекать гостя учтивой беседой.
Спросил про умное: велико ли население Североамериканских Соединенных Штатов? Ответ он знал из учебника и собирался блеснуть, если вопрошаемый затруднится.
Ларцев ответил:
– Никто точно не скажет. Ведь индейцы в переписях не участвуют.
Тогда, в отсутствие родителей, Костя отважился спросить про невзрослое, интересное:
– А краснокожие на вас в Америке нападали?
– Случалось, во время строительства. Кому ж понравится, когда на твоей земле без спросу творят что-то непонятное? Но больше докучали разбойники и загульные ковбои.
– Кто?
– Это такие пастухи. Коров перегоняют. Напьются – буянят, палят из револьверов.
– Пастухи? Из револьверов?!
Пастухов Костя видел только в имении Щегловка. Вообразить их палящими из револьверов было трудно.
– А человеческое мясо индейцы едят?
– Нет. А я один раз ел, – преспокойно сообщил Адриан.
– Да что вы?!
– По необходимости. Раз зимой в горах сошла снежная лавина, отрезала нашу партию. Три недели сидели без провизии. Пришлось на десятый день откопать из снега мертвецов. Стругали с ляжки мясо, жарили на углях. Иначе не выжили бы.
– И каково оно на вкус? – прошептал гимназист с расширенными глазами.
Ларцев задумался.
– Пожалуй, лучше, чем мясо гремучей змеи. Им мне тоже доводилось питаться.
Тут как раз вернулись родители пытливого мальчика: Виктор Аполлонович с ростбифом, Корнелия Львовна с соусником.
Костя с восторгом закричал:
– А вы знаете, что Адриан Дмитриевич каннибал?
Тригеминус
Обыкновенно у человека бывает только одна физиономия. У Питовранова их было три, и все разные.
Первую он «надевал» для публики: насмешливую, бонвиванскую, с вечно приподнятыми углами сочного, улыбчивого рта. Но люди, хорошо знавшие журналиста, ужасно удивились бы, посмотри они на весельчака Мишеля в одиночестве. Наедине с собой он превращался в совершенно другую личность. Взгляд мрачнел, меж бровей обозначалась скорбная морщина, губы изгибались мизантропическим коромыслом. Когда Мишель
