мужчин сели в одну из карет, ожидающих у полицейского участка. Пока они катили по улицам, комиссар Хорн продолжал допрашивать камердинера.
– Когда вы видели своего хозяина в последний раз?
– Около одиннадцати часов прошлым вечером.
– Он разговаривал с вами?
– Нет, я видел его в замочную скважину.
– Вот как? Это ваша привычка?
Даммель залился краской стыда, но глаза его вспыхнули, и он посмотрел сердито.
– Нет, у меня нет такой привычки, сэр, – прорычал он. – Я сделал это только потому, что беспокоился о хозяине. Он был так взволнован и постоянно нервничал в последние несколько дней. Вчера вечером, как всегда по субботам, я пошел в театр. Когда я вернулся – это было около половины десятого – я постучал в дверь его спальни. Он не ответил, и я тихонько отошел, чтобы не потревожить его сон, если он уже в постели. В коридоре было темно, и, проходя через него, я заметил луч света, пробивающийся через замочную скважину из кабинета профессора. Это меня удивило, потому что профессор никогда раньше не работал так допоздна. Я не знал, что думать, поэтому подкрался и заглянул в замочную скважину.
– И что вы увидели?
– Профессор сидел за своим столом в спокойной позе. Поэтому я вздохнул с облегчением и пошел спать.
– Почему вы не вошли в комнату?
– Я не посмел, сэр. Профессор не любит, чтобы его беспокоили, когда он занят.
– Ну, а что было сегодня утром?
– Сегодня утром я встал в обычное время, накрыл стол для завтрака, а затем постучал в дверь спальни профессора, чтобы разбудить его. Он не ответил, и я подумал, что ему, возможно, хочется поспать, потому что нынче воскресенье, и он поздно лег прошлой ночью. Так что я ждал до десяти часов. Потом я снова постучал и попытался открыть дверь, но она была заперта. Это меня встревожило, потому что он никогда раньше не запирал дверь своей спальни. Я снова постучал и окликнул профессора, но в ответ не услышал ни звука. Тогда я побежал в полицейский участок.
Хорн был явно встревожен, как и молодой камердинер. А щеки Мюллера покраснели, и в его глубоко посаженных серых глазах промелькнула вспышка тайной радости, приятного ожидания любимой работы. Он сидел совершенно неподвижно, но каждый нерв вибрировал в его теле в сладком предчувствии. Смиренный маленький человечек преобразился не только внутренне, но и внешне; его лицо приобрело внушительный вид. Он положил свою тонкую, подрагивающую от нервного возбуждения руку на дверцу кареты.
– Мы еще не прибыли, – заметил комиссар.
– Нет, но это третий дом отсюда, – ответил Мюллер.
– Вы знаете обо всех, где кто живет в городе, не так ли? – улыбнулся Хорн.
– Почти обо всех, – мягко ответил Мюллер, когда карета остановилась перед небольшой шикарной виллой, окруженной собственным садом, как и большинство домов в этой тихой, аристократической части города.
Дом был двухэтажный, но верхние окна были закрыты и плотно зашторены. На втором этаже располагалась квартира хозяина
