один из вестников, который встречал меня. Он просиял и улыбнулся и если бы на этом закончил, я бы спокойно уснула.
– Не то что папаша Ральф – вообще не в него пошла младшая ясная, хвала богам. Не бывает так, чтобы ребенок от отца совсем ничего не взял. Если только это его ребенок. Знаете что говорили: после смерти трех сыновей, после яда небыти Ральф остался единственным драгети на Риспе и украл ребенка, а настоящие родители и близкие под влиянием силы забыли о рождении ребенка. А мать? Он не стал заморачиваться и сказал: ее нет! Просто нет! Просто..просто….просто даже мне не дают. Поэтому он никого к ней и не подпускал, заперся в дальнем имении и продолжал тихо плыть рассудком к безумию, а по мне так он всегда был чокнутым. Только увидит вестников и начинается: этот бездарь, этот с пустой башкой родился, у того руки к заднице приклеены. Все – плохие, один он красавчик. На Умаре это не прошло – Агиб такое терпеть не стал: велел подрезать за поганый язык.
– Очень интересные сплетни, начинай писать книгу, а сначала проспись и в следующий раз если заикнешься без доказательств, будешь на битом стекле час стоять, – сонно протянул Рон.
– А что вдруг: сам такого не говорил …, – пошел на попятную вестник.
– Сплетни и вся та грязь, что осталась после Ральфа, чтобы при ясной даже шепотом не звучала и тем более в этом доме. Хватит с нее …лучше иди, иди. Мне еще тут читать и вникать. Хотя подожди: ты же напросился в помощники, говорил: позвал и ничего не доверяешь. Вот!, – сказал Рон и вручил стопку говорливому вестнику, – давай брат, вникни и кратко изложи, а я пойду посплю.
Рон ушел из каминной залы, а болтливый вестник под усмешки остальных потрепал бумажки, полистал, глубоко выдохнул, потом прошелся взглядом по братьям и направился к Отике. А Отика достал где-то одеяло и подушку, которая сворачивалась калачиком, и чтобы не занимать много места, уснул прямо на подоконнике, где мы недавно играли в стрелу. Под усилившийся снегопад он мирно спал, как на грудь легла стопка бумаг.
– Прочитаешь и коротко расскажешь суть. Ты ведь поможешь, брат?! , – Отика потер глаза, взял бумажки и кивнул. Работа его не испугала, казалось, наоборот, от вынужденного безделья он рад любому занятию. Но чувство справедливости есть не только у меня. Кто-то из вестников, стараясь оставаться на дружеской ноте, сказал: – Нехорошо так. Отика: Рону расскажешь, что всё сам сделал. А ты с оружием хорош, вот и учи других мечу. Не лезь ты в эти бумаги и цифры: не твое. Бедолага Рон в совете, как курица среди лис: от волнения ест и толстеет, ест и толстеет.
На этом я велела Ани выключиться. За дверью и толстыми стенами голоса не слышны. Вот так о Ральфе Форсте говорят вестники и риспийцы и как не старайся от таких разговоров не скрыться. Ральф Форст лишился рассудка и двадцать лет тому назад по риспийскому времяисчислению здесь, на Умаре пытался убить ни кого-либо, а владыку владык миров Вирога, Первое сокровище империи – самого Дориана Агиба. Попытавшись нанести удар со спины
