ком срезал. Под корень. А у девочки коса добротная росла, в запястье толщиной, до самой попы доставала. Ей все завидовали, я и сама о таких волосах могла только мечтать. И вот вызываю я отца того Ванечки на беседу. По-хорошему объяснить хотела, мол, больше внимания надо пацаненку уделять, папаша. А то диким совсем растет. Да и с девочками, ну нельзя же так! И вот является боров такой, золотыми цепями обвешан, а от самого перегаром и потом за километр несет. Колхоз! Я перед ним и так, и эдак распинаюсь, как дура последняя, а он в меня пальцем грязным тычет и говорит: ты вообще кто? У меня две точки на рынке, а ты по жизни кто? Училка? Ну так учи и не выделывайся, а с сыном своим я сам разберусь. Так если бы разобрался, а то мне урода этого еще четыре года пришлось терпеть. Сколько я ревела тогда, страшно вспоминать. Понарожают подонков, а нам разгребай. Быдло.
– И то правда. У нас чуть что, сразу школа виновата. – Учительница физкультуры громко отхлебнула из кружки и повернулась к молодой коллеге. – Лена, чай остыл уже. Лена!
– Да не трогай ты её, – буркнула русичка, уткнувшись в журнал.
– Дык, а чего она? – не унималась физрук. – Подумаешь, фотография! Ну да, жопка голая видна, совсем кусочек. Хорошая жопка. Мне б такую – я бы вообще никогда не унывала!
Женщина громогласно рассмеялась, рассматривая изображение в телефоне.
– Совсем дура? Удали немедленно эту дикость! – процедила русичка.
– Как я ее удалю из интернета-то?
– Откуда я знаю? Не смотри тогда!
– Ладно-ладно. – Физрук убрала телефон и окунула очередную печеньку в чай.
Из коридора послышался нарастающий стук каблуков.
– Девочки, минута до звонка, кончай чаевничать, – поторопила завуч с порога учительской. – Давайте, быстренько, ну! Елена Николаевна, вы останьтесь.
Русичка вышла первой, прихватив с собой журнал. Физрук, распихивая печенье по карманам, остановилась в дверях и обернулась.
– Слышишь, Ленка? Я у ребят наших поспрашиваю. Слухи быстро расходятся, а парни трещат не хуже девчонок. Найдем мы твоих уродов, лично им руки поотрываю. Вот тебе зуб!
Когда в учительской остались двое, завуч подошла к сидящей в углу девушке. Лена обхватила руками плечи и не шевелилась. Мир вокруг утратил четкость, его размытые контуры напоминали картинку низкого качества. “Всё это иллюстрация, – думала она.
– Я листаю альбом своей жизни, но больше ей не принадлежу”.
– Елена Николаевна. Лена. Давай поговорим, – донеслось гулкое, будто сквозь невидимое стекло. – Ты как?
Молодая учительница сама удивлялась, почему ещё не расплакалась. Тяжесть в груди мешала дышать, придавила эмоции. Девушка чувствовала – стоит ей откликнуться, вернуть связь с действительностью, и плотина рухнет. Разрыдаться Лена не хотела. Она не готова. Не здесь.
– Я только что говорила с директором. Все на твоей стороне, – завуч продолжала мягким тоном, которого школа не слышала от строгой начальницы больше десяти лет. – Мы обязательно во всем разберемся и накажем виновных. Будь уверена.
– За что? – Лена сама не заметила, как спросила вслух. – За что… Так?
– Это школьники. Они жестоки… – Обычно от цокота острых каблучков завуча шарахались и взрослые, и дети. Но сейчас она ласково гладила голову девушки, прислонив к себе, словно фарфоровую. – Жаль, что тебе пришлось понять это слишком рано, милая, но такая уж наша участь – с этим работать. Ты должна собраться, слышишь? Никогда и никому не показывай свою боль, держи голову высоко. Тогда они забудут. Всё пройдет, но ты соберись.
Лена впитывала заботу, как иссушенный солнцем цветок впитывает живительную влагу. И не верила. Разве можно забыть такой позор?
– Зачем ты вообще пошла в тот туалет? Есть же учительский.
Объяснять не хотелось. Когда припрет так остро, до рези в кишках и дрожащих коленок, будешь рад любому санузлу.
– Мне кажется, я знаю, кто, – тихо сказала Лена.
Завуч наклонилась и заглянула ей в лицо:
– Ну так чего ты молчишь?
– Лиза Агеева из восьмого “А”. Она меня ненавидит.
Рука завуча замерла на мгновение. Женщина прошлась до заваленного документацией шкафа, достала из нижней шуфлядки початую бутыль. Коньяк отправился прямиком в чайную кружку.
– Пей. Пей, тебе говорю!
Лена послушно сделала большой глоток, теряя дыхание от ударившего в нутро жара.
– Давай
