два черных пакета. Один для дела, второй – для конспирации, и, как дополнительный эффект, для защиты оголенных мест от хлесткого ветра.
На восьмой станции красная тропа слилась с желтой, самой популярной среди туристов. В будний осенний день пустовала и она, но свет в местных гостиницах давал надежду на ночь в тепле и сытости. В одном из домов их встретил парнишка по имени Хэчиро – он собирался отойти ко сну, когда услышал их голоса за дверью.
Внутри все, как обычно: деревянная мебель, песочница с очагом посреди комнаты, в ней котелок с остатками простецкого супа с яйцом и лапшой. Холод, голод и цена – лучшие на свете приправы. Тот яичный суп был лучшим из всего, что Тору когда-либо ел. Варварски заглотив свою порцию, он развалился на футоне и мгновенно ушел в отключку. Он даже не заметил, как Атсуши попросил Хэчиро разбудить их за час до рассвета.
Им предстояли самые последние шаги. Угревшееся за ночь тело тряслось от холода, желудок несмело клянчил еды и вторила ему поизносившаяся правая кедина. За вчерашний день она приняла на себя большую часть походных тягот. Атсуши с его добротными башмаками было проще – они лишь слегка обтерлись.
На девятой станции они почувствовали приближение рассвета и ускорили шаг, но дышать было тяжело и пришлось все же сделать привал.
– Ничего, мастер, если не успеем к рассвету, вид все равно будет что надо, – утешал Тору учителя, с трудом переводя дух.
Тот улыбнулся, довольный его тактом, и сделал несколько шагов, но ноги ослушались и он заскользил вниз по крутому склону. Тору подскочил и подставил ему свое хилое плечо для опоры, изо всех сил изображая легкость в движениях, чтобы учитель не чувствовал вины.
К началу рассвета они опоздали, но Фудзияма и впрямь расщедрилась на умопомрачительную игру света и красок.
Глава 7
Скоростной поезд мчался к Токио, оставляя позади выхолощенные и оголенные рисовые поля.
Прислонившись головой к окну, Тору наблюдал осенний пейзаж и вспоминал, как одиннадцать дней назад ехал в никуда, слепо повинуясь чувству, хорошо знакомому оказавшемуся на улице шелудивому котенку. Учитель музыки стал для него редким прохожим, увидавшим за грязью и гноящимися глазами маленького мокрого комка спутанной шерсти красивую и ласковую кошку.
Атсуши не только помог ему избежать медленной (а вероятно, учитывая опыт его бывших товарищей, и весьма быстрой) смерти, но и дал возможность окинуть свою жизнь более ясным взором, подарил надежду. В этом не было магии. Ему просто заново открыли, что трава зелёная, огонь горячий, а небо голубое. Не то что бы он не знал этого, но осознавал ли? Осознавал ли, как тяжело его матери тянуть свою лямку, когда он свесил ноги с повозки, а друзья, появившиеся у него вместе с чудодейственными средствами, погружались на дно, попутно повесив морской якорь и на его ногу? Нет, он все это знал, но осознавал ли? Пожалуй, все-таки нет.
Ему многое предстояло
