вопросами законченых ботаников и подлиз вроде Димы, убедившего самого себя в том, что уважает старого сухаря за основательность и последовательность. Но и Диме было непросто добраться до уникальных знаний через монотонную бубнежку о давно забытых техниках чтения, мертвых языках и прочей скукоте. А ведь, по слухам, Эспиранский был не только теоретиком, но никому еще не удавалось заставить старого скрягу освежить лекцию парой примеров.
С появлением новенькой Димины мысли и вовсе отправились на прогулку взявшись за руки и вприпрыжку, оставив хозяина сидеть подперев руками подбородок.
А девушка, будто старому знакомому, лучезарно улыбнулась Игнатию Всеволодовичу. И тот даже ответил ей кривой ухмылкой.
Дальше-больше. В лице старого мага, впервые на Диминой памяти, появились какие-то эмоции. И это была тревога. Он оглянулся по сторонам, пытаясь понять, одного ли его настигло это открытие, но, поскольку с начала лекции прошло уже десять минут, почти все студенты сосредоточились на борьбе со сном.
Очень скоро в воздух энергично взметнулась рука с перстнем в форме совы с двумя крупными сапфирами.
– Игнатий Всеволодович!
– Да, Мина? – отозвался профессор после глубокого вдоха и долгого выдоха.
– Поясните, пожалуйста, для каких целей илитиири использовали заклинание шестиконечной плети? – невинно поинтересовалась девушка.
– Я думаю, ты и сама знаешь … – осторожно попробовал уйти от ответа профессор.
– Возможно, но мне бы хотелось убедиться в этом наверняка. Ну пожалуйста, – протяжно взмолилась девушка, распахнув синие глаза, по яркости не уступавшие камням на перстне.
Повисшая пауза выдернула нескольких студентов из объятий дрёмы. Они были соучастниками многих тщетных попыток сломать устоявшийся порядок вещей, а Мина нарушила его как минимум тем, что была услышана.
Они с возрастающим любопытством стали поглядывать то на выскочку, то на Эспиранского.
Игнатий Всеволодович с удивлением обнаружил такое пристальное внимание к своей персоне, какого не случалось со времен его молодости, когда он был полон желания передавать свои, тогда еще не столь обширные, знания будущим конкурентам по ремеслу. Каждая секунда задержки добавляла слушателей, и вот уже вся аудитория, включая безнадежных лентяев, смотрела на него. Шанс проигнорировать вопрос не потеряв лица был упущен. Тогда он снова вдохнул побольше затхлого воздуха впалой грудью человека, проведшего десятки лет в библиотеке, и начал говорить.
И его слабый сухой голос преобразился до неузнаваемости, а во взоре сверкнул азарт. Он вещал все более и более увлеченно, замирал, жестикулировал и в итоге так увлекся, что озарил аудиторию взмахом огненной шестихвостной плети, издавшей звук, подобный громовому раскату.
В аудитории вновь повисла тишина, на этот раз благоговейная, но ее тут же разорвали бурные аплодисменты. Студенты по-новому
