рыбу куда? Так и не поделили.
– А мы еще вернемся ночью.
Они побежали в горку, постоянно оглядываясь на блуждающую звезду. Из-за холма взмыл в небо свет фар, кто-то ехал по дороге. А кто бы мог ехать среди недели из города, кроме папочки, что бывало крайне редко. Машина был не одна. Они остановились, гадая, где бы им спрятаться или незаметно проскочить на дачу академика. После второго холма автомобили, явно легковушки, так и не появились на дороге. Они шли садом, взглядывая на небо, тихонечко забрались по приставной лестнице в Санькину комнату на чердачном этаже, пытались рассмотреть признаки движения в ночи. Но шума моторов слышно не было, они пробрались в кабинет, долго наводили трубу телескопа на трепетный светлячок в небе. Но Санька больше глазел на едва оформившиеся бедра своей ненаглядной девочки. Глаза ее сияли, она уступила ему право рассмотреть и определить, что же это такое.
На хуторе заходилась лаем собака, но они ничего не слышали, а продолжали целоваться и шептать милые глупости друг другу о вечной любви. Они забыли обо всём, не заметили, как оказались в постели. Очнулись они от выстрелов, в чердачное окно было видно, что пылает хутор Улькиного деда, сторожевой овчарки не было слышно, Санька схватил бинокль и стал рассматривать, что происходит. Он отвернулся, загородил спиной просвет, крепко сжал любимую в руках, не давая возможности увидеть происходящее. Пожарище почти погасло к рассвету, мычала дедова корова, он видно успел отвязать и хлестнуть животину. Улька перестала вырываться, а только всхлипывала, она как-то поняла, что случилось что-то страшное, непоправимое…
– Меня тоже будут искать, – прошептала она, – а у тебя папа большой человек, вам нельзя с единоличниками якшаться. Надо мне уходить.
– Как?! В чём ты уйдешь? Лето скоро кончится.
– Корова плачет, надо пристроить в деревне, скоро мучиться будет молоком.
– Корову я сам отведу в колхоз, скажу, приблудилась. А тебя здесь никто искать не будет. Это мой чердак, а кабинет на втором этаже, если кто проверять будет соседей. Ты не выходи, здесь много лазеек, чуланчиков, целый лабиринт, я сам придумал – в прятки играть.
– Это сегодня так, а что потом, дача кончится, тебе поступать, яблонька от…
Ульяна зарыдала, содрогаясь всем телом. Так жутко кончилось детство. Они оба понимали это. И как им быть в этом жестоком мире, что делать, они оба не знали.
Санька уложил спать Ульку в секретном чулане, а сам спустился на завтрак по первому зову няни, закрыв чердак на увесистый замок. Чопорное молчание за столом, мамина проверка четкого плана занятий, предписанного отцом на неделю, обычное недовольство внешним видом.
Няне было велено определить Улькину корову, растеряно мычавшую у ворот дачи. Санька приложился к мамкиной ручке, сославшись на большой объем материала по физике, в которой маман ничего, конечно, не понимала. Ее можно было сколько угодно обманывать при проверке уроков, но ему самому было крайне интересны все обязательные предметы и папин кабинет, и его микроскоп, и прочие занятия наукой.
