Тахо». И похер, что парни под началом Айвори туда закладывают, пока оно не протекает, не просыпается или не оставляет компромат иным способом.
В ночь, когда начинается наша история, Ридженс припарковал «шев» у лодочной станции Боди Ирвина и повел облюбованный им моторный катер вверх по реке – маленько побеседовать с парнем, который ужасно облажался на территории Айвори.
То, что эта беседа вообще должна состояться, вызывало сожаление, ведь парень, с которым Ридженс обязался переговорить, был полезен – даже уникален. Но, с другой стороны, если работаешь на Айвори – значит, должен переступать черту, а если переступаешь черту – значит, можешь заколачивать куда больше обычных двух тысяч четыреста долларов в месяц.
«Так что иди-ка ты на хер, папаша», – подумал Ридженс и прибавил газу, взрезая водоросли алюминиевым носом «Элоди».
«Элоди».
В честь сущего ангела, матушки этого недомерка Пшика Моро.
Видит бог, уж это таки заставит ее оттаять.
Свою натуру Ридженс знал достаточно хорошо и понимал, что он уже на пути к одержимости этой каджунской девчонкой. Девчонкой? Ха, да она взрослая женщина, у которой вышел срок годности и нечем похвастаться, окромя сынка-идиота, а его Хук считал скорее обузой, нежели ценностью.
«Так недолго и умом повредиться, сынок, – говорил он себе. – В конце этого пути только боль».
Однако Ридженс не мог сдержать в узде устремления, и дело отнюдь не в физической их стороне. Для этого было полным-полно хибар со шлюхами, куда он постоянно наведывался. А вот интерес к Элоди Моро был рассчитанным на несколько более долгосрочную перспективу.
«Да она должна небеса благодарить, что такой мужик, как я, вообще на ней взгляд задерживает», – повторял себе констебль Хук по несколько раз на дню, что, впрочем, ни на каплю не уменьшало раздражение от того, как продвигались его ухаживания. Ему хватало ума уловить психологию ситуации – а именно, что он страстно желал того, на что не мог наложить лапы, – но знание это ничуть не умаляло его желания.
«Может, если бы она не отшила меня вот так на людях. Глядя сверху вниз, как будто я ей крыса, которая с реки приползла».
Женщины отвергали Ридженса и раньше, однако часто пересматривали сие решение, когда он подходил к ситуации по-другому, например, в четыре утра в темном переулке. Черт, да один раз ему даже говорить ничего не пришлось: свистнул немного фальшиво, склонил голову набок – и готово.
Но Элоди… в Элоди куда больше стали. А каким она смерила его взглядом в баре первый раз, тогда они столкнулись вне участка. Когда Ридженс вошел, она сидела, сгорбившись над кружкой кофе, до сих пор одетая в медицинскую форму после смены. Хук только глянул и подумал: «Элоди вся умаялась, авось даст слабину». Так что он подошел эдак вразвалочку и небрежно бросил: «Доброго утречка, сладкая. Помнишь меня? Звать Хук, и я б присунул тебе свой крюк».
Пошло до ужаса, однако Ридженс
