гениальная идея в физике должна быть достаточно безумна. Но идеи Вовша были безумны не по-доброму.
Умная голова… – вздыхал отец. – Но дураку досталась.
А младшему, самому любимому, не досталось и умной головы. В ранней юности Афлюн поступил было на журналистику, но бросил учёбу на последнем курсе. Переметнулся в шоу-бизнес. У него был не то чтобы красивый, но громкий и резкий голос, хорошая дикция и идеальное чувство ритма. Он стал выступать на концертных площадках, в ресторанах, просто на перекрёстках. Собирались толпы… Он стал хорошо одеваться, щеголять серебряными и платиновыми кольцами, часто менять подруг. Одну сочинитель видел в окно: бесштанная, с длинными крашеными ногами… Сын поселился в роскошных апартаментах. За последние четыре года ни разу не навестил отца и не пригласил к себе. Телефонных звонков не любил. Подняв трубку и отозвавшись, через минуту начинал прощаться.
– Извини, отец, у меня гости…
То у него гости, то он сам в гостях, то едет в автомобиле, то приехал и готовится выходить на сцену, то делает срочный ремонт в апартаментах… Фантазия богатая. Холоден стал, как болотная поскакушка. Звонить ему – только душу морозить.
Как-то предложил:
– А давай переписываться по электронной почте.
– Умник! Как будто в разных городах живём.
В ответ раздались короткие гудки.
Отрезанный ломоть… Не удержал.
Но средний сын, художник, приходил часто. Много рассказывал. Приводил дочку. Вот уж с этим крохотным существом сочинитель по-настоящему отдыхал душой. Взять на руки, посадить на колени. Провести ладонью по тёплой шелковистой головке, послушать щебет…
– А дядя Вовш – нехороший! Он мою игрушку разбил. Кубик логический.
– Он нечаянно… – отвечал дед, испытывая робкую, опасливую нежность. Запретное, как и радость, чувство, нелюбимое Богом. Нельзя безоглядно предаваться радости.
Дети – всегда еретики, пока не начали учиться в школе. За такими зелёными веточками и общество, и власть, и даже блюстители молчаливо признавали право на ересь.
Отец девочки тоже был – еретик. Но никто не мог доказать этого. Кимон средствами графики добивался того, что картина начинала играть всеми красками натуры… Эксперты неизменно устанавливали, что художник пользовался только ахроматическими карандашами. Придраться было не к чему.
Еретические наклонности у него были наследственные. Отец-литератор в молодости начинал со светлых, добрых откровений, наполненных мечтой, любовью, верой в будущее. Но первый же издатель, известный Фанкон Яндес, к которому обратился молодой сочинитель, заявил: «Мы не сможем это продать». В толстом журнале «Время суток», прочитав первую страницу, литсотрудник с ходу припечатал:
– Слащавый бред!
– Я понимаю, понимаю, – поддакнул сочинитель. – Бред вы предпочитаете зловонный.
Он уже тогда заметил то, что сам называл дрейфом языка. К примеру, что в старинной литературе называлось, как
