style="font-size:15px;"> С отъездом посыльного в усадьбе Буторовых начало твориться нечто невообразимое. Все бегали, суетились, кричали. Во дворе кудахтали куры, шарахаясь от метавшихся людей, лаяли собаки, даже кони в стойлах беспокойно ржали. В доме все вверх дном. Маменька с помощью девок и мужиков развила бурную деятельность – по большей части бестолковую. Николай никогда бы не подумал, что в усадьбе живет столько разного люда. Впрочем, это могло и показаться. Немудрено, если постоянно кто-то мельтешит перед глазами. Поймешь ли, один и тот же человек раз десять пробежал мимо тебя или все время разные?
Стараясь не обращать внимания на устроенный маменькой большой переполох, Буторов подозвал Прохора:
– Вели конюху запрячь коляску.
– Загулял конюх-то, барин, – виновато вздохнул старик. – Ишо позавчерась на свадьбу к племяшке отпросился. Да запил, видать…
– Тогда сам запрягай. Мне на станцию к первому поезду поспеть надобно.
– Один момент, барин. Счас все будет, барин, – затараторил Прохор, пятясь к выходу.
Николай уже собирался прикрикнуть, чтобы подогнать нерасторопного старика, но тот вдруг выскочил на улицу. В окно было видно, как управляющий опрометью кинулся через двор в сторону конюшни.
Даже стыдно стало за свое желание наорать. Прохор всегда старался угодить и Николаю, и матушке, и отцу, когда тот был еще жив. Не перечил, не привередничал. Да все, кто прислуживал в доме, вели себя, в общем-то, так же, изо всех сил выказывая усердие. Почему Буторов и не любил подолгу задерживаться у родителей. Претила ему эта рабская, отдающая затхлостью веков атмосфера. Казалось бы, давным-давно Александр-освободитель отменил крепостное право. Чего крестьянам пресмыкаться? Но холоп, живший так веками, еще долго будет спину гнуть. Одного закона мало. Требуется сломать психологию раба, его собачью привычку служить господину…
Размышляя, Николай тихо поднялся в комнату и начал паковать вещи. Управился быстро. Много ли ему надо? Всем необходимым обеспечит армия. Из своего взял только в дорогу две рубахи на смену, носки, полотенце, мыло, бритву, носовые платки да исподнее про запас.
Все уместилось в один саквояж. С ним и спустился в гостиную, держа перекинутый через руку пиджак.
Увидев сына, уже собранного в путь, маменька расплакалась. Пришлось ее успокаивать, убеждая, что медлить нельзя. Коль скоро началась война, всем, в том числе и Николаю, нужно поспешить в свои части.
– Подождал хотя бы, пока Нюша курицу доготовит, – не сдавалась мать. – Возьмешь с собой. Будет чем в дороге перекусить.
– Ну что вы такое говорите, мама! Отечество уже, наверно, с врагом сражается, а вы просите меня дома сидеть в ожидании приготовления какой-то курицы. Там люди гибнут…
Ох, ляпнул, не подумав. Сентенция о гибнущих людях – явный перебор. Мать снова ударилась в слезы, припав к сыновьей груди. Рубашка Николая тут же намокла. Придется, похоже, менять ее раньше времени. Ай ладно. По дороге обсохнет…
Прохор
