искусство взяло на себя роль веры, став своего рода светской религией для прогрессивных слоев общества, местом, куда люди шли для удовлетворения своих духовных потребностей – поиска смыслов, наставлений, выхода за пределы обычного. Искусство, как прежде религия, считалось выше мирского. Нельзя одновременно служить и Богу, и мамоне.
С авторами произошло то же самое, что и с искусством: они стали новыми священниками и пророками. Именно в современном мире появился богемный голодный художник, одинокий гений – образ блаженно необычный, монашески самоотверженный и духовно избранный. Бедность автора стала чарующим, показным признаком внутренней чистоты.
Двадцатый век добавил к этим представлениям явный политический и, в частности, антикапиталистический оттенок. Искусство не просто вышло за пределы рынка, оно должно было противостоять ему – присоединиться или даже возглавить социальную революцию, которая в первую очередь должна стать революцией сознания. А «инструменты хозяина», как писала Одри Лорд, «никогда не разрушат его дом». Искать признания на рынке означало бы войти в его состав, гнаться за материальными благами, стать «продажной шкурой».
Тенденция сохраняется и сегодня. Слова вроде «карьера» и «профессионал», не говоря уж о «собственности» (имеется в виду интеллектуальная), в искусстве воспринимаются с подозрением. Музыканты говорят о так называемом инди-коде, предполагающем равнодушие к деньгам и успеху; как сказал Мартин Брэдстрит, «если группа всего этого достигла, значит, она по определению больше не инди». Серьезное визуальное искусство – искусство из «мира искусства» – воспринимает себя как форму антигегемонистского критического дискурса. В своем предисловии к антологии недавних работ из Paris Review, ведущего литературного журнала страны, тогдашний главный редактор издания Лорен Штейн выразила сожаление по поводу идеи, будто начинающих писателей можно подтолкнуть к тому, чтобы они воспринимали себя как профессионалов, при этом подборка носила название «Непрофессионалы» (The Unprofessionals). В своем исследовании под названием «Подарок» (The Gift) Льюис Хайд настаивает, что произведение искусства относится к «экономике дарения», а не к системе товарного обмена. Эта книга, ставшая современной классикой, остается стандартом для художников спустя почти сорок лет после выхода в свет.
Такие идеи горячо поддерживаются непрофессионалами в авторской среде – точнее, особенно ими. Мы не хотим, чтобы наши любимые музыканты думали о деньгах, как заметил один из моих собеседников, и мы сами не хотим верить, что они задумываются о подобном. Произведения искусства должны существовать в царстве духа. Они должны быть чисты и нематериальны по сути своей, одаривать нас вкусом рая, тем неповторимым ощущением, в котором кажется, что душа нашла свой истинный дом. Нам нужно, чтобы художник был так же чист, как и созданное им произведение. Мы ждем, что автор станет вести себя так, будто рынка и его хитросплетений вообще не существует. Более точным будет
