лиц без определенного места жительства. Но Рианнон знала другой путь: недалеко от ворот была калитка, и хитрая защелка на ней открывалась без особых усилий, нужно только знать – как. Рианнон просунула руку за решетку, легко повернула задвижку, и калитка с ржавым скрипом распахнулась. И вот оно перед нею – царство смерти и вечного покоя!
Кладбище было прекрасно. Стояли вдоль аллей ивы, вязы, иногда клены. Сейчас, в ноябре, листьев на них уже не было, и деревья вздымали голые ветви к полуночному небу. Полной темноты не было: за облаками угадывался месяц, периодически поглядывавший на землю сквозь прореху в плохо заштопанном небесном покрове, а землю покрывал чуть серебрившийся иней, отражавший бледные лучи ночного светила. Скукоженные листья на дорожках заиндевели, промерзли насквозь, и даже не шуршали, когда по ним проходился шлейф платья Рианнон.
Девушка постояла немного, наслаждаясь тишиной и спокойствием, и двинулась на неторопливую прогулку. Облака, словно в подарок ей, разошлись, и умирающая луна залила землю холодным светом. В этом свете все будто покрылось тончайшим налетом серебра – и мир вокруг, и кожа Рианнон, даже черный бархат платья засеребрился, будто тоже подернулся инеем. Девушка остановилась у своего любимого надгробия: могила некоего Карла Рифермана была украшена статуей человека, закутанного в плащ; лица его не было видно, голова опущена, а черный мрамор, из которого была высечена фигура, казался куском самой ночи. Внизу же, под именем и датами жизни и смерти, было высечено не коллективное послание от скорбящих родственников, а короткое и емкое: «Ite, missa est».
Идите, все кончено.
Рианнон постояла перед могилой, легонько коснулась пальцами холодного мрамора. Кто этот человек и почему он велел поставить такую статую на свою могилу? Рианнон почему-то не сомневалась, что идея надгробия принадлежала самому почившему, а не кому-то из его родственников. Странная черная фигура притягивала взгляд, от нее невозможно было оторваться. В первый раз, когда Рианнон пришла на это кладбище, она простояла у могилы Карла Рифермана несколько часов, не чувствуя ни холода, ни страха, только бесконечное нечто, что соединяет судьбы и души людей, даже живших в разное время.
Конечно, эта могила была не единственной, заслуживающей внимания на огромном кладбище. Рианнон медленно пошла знакомым путем, бросая взгляды на могильные плиты. Тишина, пустота, как хорошо! Девушка ненадолго задержалась перед простой плитой с надписью «Mors omnia solvit», тронула белый крест над местом вечного упокоения какой-то Марии Вэйнс, – покойница была ей без надобности, но крест, сахарно светившийся в полутьме, был чудо как хорош. И, как это и было написано на надгробии, смерть решила все проблемы этой самой Марии.
Ветер шептал и шуршал в голых ветвях деревьев, а Рианнон все шла и шла, и иногда ей самой казалось, что она скользит над землей. Хорошо бы стать такой, как ей хочется, но увы – в этом грубом материальном мире ее мечта недостижима. Может быть, после смерти
