первоначальное назначение этого дома – служить приютом для усталых путников. Гамаш сказал Бовуару, что ему нужна не только информация, но и номера.
– На какой срок? – спросил Бовуар.
– Пока дело не будет закрыто или его не передадут другим.
– У них тут, должно быть, чертовски вкусные багеты.
– Вот что я тебе скажу, Жан Ги: если бы он еще добавил туда грибочков, я бы купил это чертово бистро и переехал сюда жить. Здесь гораздо удобнее, чем во многих других местах, где мы бывали.
Это верно. По службе им часто приходилось уезжать далеко от дома – до Кууджуака, Гаспе, Шеффервилла и залива Джеймс. Они по нескольку недель не бывали дома. Бовуар надеялся, что на сей раз будет иначе – ведь они в такой близи от Монреаля. Но иначе явно не получалось.
– Я тоже остаюсь.
– Николь? – спросил он через плечо. – Хотите остаться?
Иветт Николь показалось, что она выиграла в лотерею.
– Здорово. Я не взяла одежду, но это не проблема. Что-нибудь куплю, а эту постираю сегодня в раковине…
Гамаш поднял руку:
– Вы не слушали. Сегодня мы едем домой, а завтра начинаем здесь работать.
Черт. Каждый раз, когда она демонстрировала энтузиазм, это выходило ей боком. И когда она только научится?
На всех ступеньках вплоть до самой широкой гостиничной веранды стояли вырезанные тыквы. При виде потертых восточных ковров, мягких кресел, осветительных приборов с выключателями-бечевками и множества масляных ламп у Гамаша возникло впечатление, будто он снова оказался в доме дедушки. Это впечатление усиливалось еще и тем, что внутри пахло выпечкой. А когда через распашную дверь к ним вышел крупный человек в переднике с оборками и надписью «Никогда не верь тощему повару», Гамаш с испугом отметил сильное сходство этого человека с его бабушкой.
Габри громко вздохнул и театральным жестом приложил ко лбу бледную руку:
– Булочки?
Вопрос был настолько неожиданным, что даже Гамаша застал врасплох.
– Простите, месье?
– У меня есть с морковкой, с финиками, с бананами и в память Джейн специальные под названием «Шарль-де-Миль».
С этими словами Габри исчез и появился несколько секунд спустя с тарелкой, на которой были разложены булочки, великолепно украшенные фруктами и розами.
– Это, конечно, не розы Шарль-де-Миль. Они давно отцвели.
По щекам Габри побежали слезы, и тарелка опасно накренилась. Лишь быстрые действия, предпринятые Бовуаром и подкрепленные его желанием отведать лакомство, спасли булочки от падения.
– Désolé. Excusez-moi[27]. Я так скорблю. – Габри рухнул на диван, его руки и ноги взлетели вверх.
Гамашу показалось, что, несмотря на всю театральность, этот человек искренне переживает. Он дал Габри несколько секунд, чтобы тот взял себя в руки, хотя Габри, вполне возможно, никогда не держал себя в руках. Затем Гамаш поручил Габри сообщить
Сожалею. Извините.
