вафлю, надкусила новенькую Сашкину террасу, изрядный ее кусок выплюнув в овраг.
Вызванный для экспертизы Доктор осторожно подступил к краю террасы, попробовал ногой качающуюся плитку – так купальщица пробует температуру воды, – плитка сорвалась и, крутясь, полетела вниз.
– Арабская работа, – проговорил он задумчиво, – я тебя предупреждал… Ну что ж, езжай в Аль-Азарию и приволоки его за яйца.
Рабинович сел в машину и поехал в деревню. Какие там, извините за выражение – яйца! Из знакомого дома вышел старый араб в клетчатой куфие и с вялым интересом выслушал негодующего Рабиновича. На требование вызвать сына, сказал, что Мухаммада нет, он ушел в Иорданию.
– Как – ушел? – удивился Сашка. – У меня ж его паспорт.
Араб уже с большим интересом смерил его взглядом и тихо спросил без малейшей иронии:
– Адони, может, у тебя и жена одна?.. Впрочем, добавил старик, у него есть еще девять сыновей, и все знают эту работу, могут подправить обвалившуюся террасу. И тоже недорого.
– Нет, – сказал Рабинович. – И жена у меня одна, и девять иорданских паспортов мне не нужны. Разве что группу диверсантов готовить. Но это в другой раз…
Он закупил мешок цемента, плитку, мастерки, и вдвоем с Доктором, разнообразно матерясь по-русски и по-арабски, они криво и косо, с грехом пополам подправили террасу. До известной степени это тоже была арабская работа.
Когда кончился сезон дождей, Сашка по дешевке раздобыл большой пластиковый стол и такие же стулья, и терраса стала излюбленным местом встреч обитателей квартала «Русский стан». Какие только идеи не зарождались здесь, какие только замыслы не воплощались!
А по вечерам, когда со стороны Иерусалима поддувал легчайший ветерок и фонари по дороге к Мертвому морю наливались топленым молоком, разгораясь все ярче и превращаясь в низку сверкающих топазов, когда на черное небо всплывал маслянистый блин луны или золоченая, как дешевый сувенир, турецкая туфелька молодого месяца, редкая птица не прилетала на эту террасу: поклевать орешки, обсудить будущее Большой алии, разведать новости, запивая их стаканом красного сухого с задушевным названием «Врата милосердия»…
А время от времени, когда угрожающе накренялся тот или другой край террасы или отваливалась и летела в овраг очередная плитка, Сашка брал мастерок, замешивал горсть цемента и на живульку подправлял это дело.
Ближайшей соседкой Рабиновича по шхуне оказалась Ангел-Рая. (Грамотней-то по-русски сказать – «кварталу», да соблазнительно сравнение шхуны «Маханэ руси» с настоящей, до известной степени, флибустьерской шхуной, плывущей впереди горы, как плывет впереди корабля резная сирена на носу, раздвигая воду деревянными грудями…
Да и команда шхуны-шхуны…
Нет, конечно, невозможно сравнивать интеллектуалов русского квартала с матросским сбродом, что набирали боцманы пиратских бригов по портовым тавернам старушки Англии… И все-таки… глянешь порой на ту или иную
