мой дорогой папа. Учиться я хочу, но слушаться… Нигде в библии не сказано, что нужно слушаться теток: там говорится, что нужно слушаться мать и отца, о тетках же ничего не написано. Лучше учи меня сам, дедуля. Тебя я, пожалуй, буду слушаться, самую чуточку.
– Ну, пойдем гулять, – старик старался спрятать от внучки улыбку.
Он взял маленькую ручку и провел Дороти до беседки, в которой на свежем капустном листе лежала земляника. Едва они вошли в полуразрушенный, покривившийся домик, Дороти стала усиленно принюхиваться.
– Что за чудесный запах? Не понимаю, чем это пахнет?
Старик волновался, щеки его покраснели, глаза заблестели.
– Ах, знаю, знаю! – закричала девочка, заметив лист, а в нем крупные сочные ягоды. – Дедуля, ты положил их здесь для меня?
– Гм, да. Положил-то для тебя, только вот такая непослушная девочка их не получит…
– Я буду сидеть у тебя на коленях и лакомиться, – перебила Дороти. – Знаешь, дедушка, я чуточку устала, потому что ходила очень далеко. И мне ужасно хочется пить. Посмотрим… Нужно сосчитать: одна, две, три, четыре, пять… Целых одиннадцать! Что за прелесть! Какие крупные! Дедуля, скушай вот эту.
– Нет, я никогда не ем ни плодов, ни ягод.
– Ты должен, должен, и ты скушаешь. Ну, пожалуйста, дедушка, миленький, пожалуйста.
Но старые губы не разжимались, а молодому ротику хотелось ягод. Кончилось тем, что Дороти сама уничтожила всю землянику. После этого она откинулась, с удовольствием прижалась к деду, поглаживая его костлявую руку.
– Я люблю тебя больше всего на свете, – проворковала она.
Много лет прошло с тех пор, как старый сэр Роджер Сезиджер слышал такие слова. В первое время после свадьбы его жена говорила, что горячо любит его. Сын два или три раза старался доказать свою любовь. Но в общем старика было трудно полюбить. Даже любовь леди Сезиджер скоро угасла, потому что муж был так же скуп на ласку, как и на деньги. И вдруг теперь искрящееся энергией, бесстрашное дитя ворвалось в его жизнь, и маленькая курчавая внучка говорила, что любит его. После этих слов старик точно посвежел и помолодел. Неужели он убьет и ее любовь? Глядя на чернокудрую девочку, он удивлялся и никак не мог понять, почему она его совсем не боялась, почему, в то время как все старались отшатнуться, она радовалась его приближению и звала к себе.
После завтрака он нередко ложился поспать, а в это утро много ходил и двигался, что утомительно для старого человека. Но сегодня ему спать не хотелось. Он невольно крепче обвил руками маленькое существо. Детские губы, еще красные от сока земляники, прижались к морщинистой щеке, и будто что-то горячее, сладостное и волшебное коснулось старого сердца.
– Тебе очень приятно, когда я тебя целую, правда, дедуля?
– Мы не будем об этом говорить.
– Вот и отлично. Я люблю секреты, – заметила Дороти. – И ведь, правда, ты сам будешь учить меня, дедушка? Лучше учи меня ты, а не тетя Доротея, хотя ее я тоже очень люблю.
Несколько минут Дороти сидела молча,
